Смертельный удар - Ричард Цвирлей

милиционеров в форме, которых ему дали в качестве помощников. Они вместе с ним должны осмотреть территорию, где проходил концерт, чтобы найти подозреваемого. Теофиль пытался объяснить, что ничего из этого не выйдет, но Бродяк настаивал, так как всегда стоит надеяться на удачу. Теофилю придется поехать на концерт и провести там несколько часов. Он был уверен, что это не даст результатов, но у него не было выбора. Приказ – это приказ, нельзя его оспаривать. Он возлагал определенные надежды на людей, которых ему выделили. Он решил, что отвезет их на место, скажет, что делать, а сам договориться с водителем, чтобы он отвез его в кабак, где он сможет переждать несколько часов. Потом он вернется в комиссариат и сообщит, что разыскиваемого не удалось найти. Он поговорил с водителем и спросил про кабак, но тот, наверное, не понял, что Теофиль имеет в виду, потому что сказал, что, когда они завершат поиски, все заведения уже будут закрыты.

Перспективы были печальными, даже очень, еще и этот Галась нарисовался.

– Привет от полковника Вороны, – повторил Галась, а Олькевич втянул голову в плечи, услышав зловещую фамилию.

Капитан стоял перед Олькевичем и победоносно улыбался. Теофиль изменился в лице, значит, он попал в чувствительное место.

– У меня к вам личная просьба от полковника Вороны.

Когда он снова произнес «Ворона», Теофиль еще сильнее втянул голову в плечи. Было заметно, что он готов провалиться сквозь землю. Но не мог. Выложенный бетонной плиткой тротуар этому препятствовал. Понадобилась бы кирка, подумал Олькевич, посмотрев на бетонные шестиугольники под ногами.

– Полковник Ворона просит лично вас, лейтенант, – сказал он, подчеркивая слово «лично», – чтобы вы помогли нашему расследованию на яроцинском фестивале.

– Но у меня свое расследование, – неохотно отозвался Олькевич.

– Одно другому не мешает, – улыбнулся Галась. – Я имею в виду, чтобы вы информировали меня о ходе вашего расследования. Вам даже не нужно писать отчеты, достаточно устных…

– Зачем вам это? – пытался защититься Теофиль. – Это обычное расследование убийства. Там нет ничего для Службы безопасности, это не связано с политикой, обычное уголовное дело.

– Зачем, вас не касается. С чем это связано, и есть там что-то для Службы безопасности или нет, я сам решу. Делайте свое дело, как вы уже не раз делали…

Олькевич сжал губы, кровь прилила к лицу, он со злостью бросил окурок под ноги. Подловил меня, подумал он. Сегодня все наперекосяк, еще и этот козел прицепился.

Теофиль чувствовал себя, как будто ему набросили петлю на шею. Он думал, что это уже никогда не вернется, но не тут-то было, они снова вспомнили о нем. Все началось в 70-х, когда Служба безопасности обратила на него внимание. Он тогда был участковым в Хвалишево. Он родился и вырос в недружелюбном для чужаков районе. Он всех здесь знал и ориентировался в обстановке. Служба безопасности тоже хотела знать, но не могла пробиться сквозь недоброжелательность местного населения. Ему сделали предложение, от которого он не мог отказаться. Они перевели его к себе и приказали создать агентурную сеть из местных. Теофиль быстро смекнул, что к чему. Он нашел несколько оплачиваемых агентов, согласившихся сотрудничать. Это были представители криминальной среды, с которыми Олькевич давно вел дела, то есть собирал небольшую дань с их незаконной деятельности. Он предложил им дополнительный источник стабильного дохода из бюджета ведомства, конечно, оставляя себе часть всех выплат. Как сотрудник Службы безопасности он по-прежнему обеспечивал им личную безопасность и защиту, а они взамен сообщали не слишком важную информацию о настроениях среди местных жителей. Система функционировала без сучка и задоринки несколько лет, пока один амбициозный офицер не понял, что Олькевич занимается ерундой. Этот офицер был тогда старшим лейтенантом и его звали Ворона. К счастью для Олькевича тогда ввели военное положение и его направили на несколько дней в убойный отдел. Теофиль не был дураком. После первого разговора с Вороной он почувствовал, что земля горит под ногами и имитация бурной деятельности добром не закончится. Он воспользовался представившейся возможностью и попросил о переводе. Он очень удивился, что его просьба была немедленно удовлетворена. Однако при одном условии. Своему бывшему руководству из Службы безопасности он должен сообщать обо всем, что происходит в отделе. У него не было выбора, он вынужден был согласиться. Так он стал информатором, наблюдающим за своими новыми коллегами, хоть и без особого рвения. Еще в 71-м и 72-м он вынужден был передавать ежедневные отчеты, но потом писал все реже, и никто не настаивал, чтобы отчетов было больше. В конце концов его изредка приглашали на разговор, и он должен был рассказывать, что происходит в его отделе. В таких ситуациях он чувствовал себя зажатым в тиски. Он уважал коллег из отдела, ему было хорошо в их компании, он даже любил свою работу, однако помнил, что попал сюда только с согласия руководства Службы безопасности. На самом деле он был чекистом, о чем ему время от времени напоминали. Чаще всего с ним беседовал Ворона, которого расследования интересовали меньше, чем люди. Характеристики всех сотрудников, в том числе начальников, Теофиль должен был написать уже в самом начале, сразу после перевода в отдел. И должен был их писать каждый год. Он делал это без энтузиазма, пока в голову не пришла одна мысль, которая ему очень понравилась. Когда пришло время писать очередной отчет и характеристики, он не хотел придумывать ничего нового, поэтому взял прошлогодние, копии которых на всякий случай хранил дома. Он начал со своего начальника Мартинковского, слово в слово переписывая то, что написал год назад. Вдруг он заметил, что перепутал листы, а то, что он переписывает, касается Бродяка. Взбешенный, он уже хотел порвать характеристику, но немного подумав, решил, что черты Бродяка можно спокойно приписать Мартинковскому: добросовестный, трудолюбивый, требовательный и т.д. Он обрадовался, довольно потер руки и переписал до конца старую характеристику Бродяка как новую Мартинковского. Он немного боялся, что кто-то, кто будет это читать, поймет, что он халтурит, но прошло несколько дней, потом недель, и ничего не произошло. Характеристики приняли и положили в папки. В следующем году он списал все характеристики сотрудников отдела, поменяв только персональные данные. Снова ничего не произошло. Никто этого не читал или читал невнимательно. Это было эпохальное открытие. Все бумаги попадали в папки, и никто не интересовался тем, что пишет Теофиль. Ежемесячные отчеты он писал все менее старательно, а в конце вообще перестал их писать.

Оказалось, что никто его не подгонял, никто не морочил ему голову,