СССР-2061. Том 9 - СССР 2061

— По хорошему, надо бы. Даже по закону, вроде надо.

«Надо бы». Но они не могут. Неважно почему, но они не станут этого делать. Стас почувствовал, что обладает даже большей силой, чем предполагал.

— Но на самом деле, тебя жаль, Стас. Ты хороший парень, по своему, конечно. Вот если бы ты пистолет купил, чтобы убить кого-то, то да, я бы с тобой и говорить не стал. Хотел ты кого-то убить, а, Стас? Меня бы, если бы мог, наверно бы пристрелил, так ведь?

Стас записывал видео, но у офицера камера тоже была, пусть пока и не ясно, где. Не соглашаться ни с чем, любое слово может использоваться против тебя.

— Оружие было приобретено исключительно для случаев вынужденной обороны. Пистолет был необходим мне для уверенности в возможности самостоятельно обеспечивать свою безопасность. Я считаю, что право на ношение огнестрельного оружия – одно из основополагающих прав свободного человека, необходимое для создания общества уверенных и самостоятельных личностей. — Стас старался выглядеть невозмутимо, хотя улыбочка на моложавом лице товарища миллиционера просила хлесткого удара. Кто не бил мента, тот не жил.

— Ага. Ну да. Все еще случаются преступления насильственного характера, так что логика, конечно, есть. В прошлом году целая сотня была, да. Но закон – это закон, так что я у тебя эту штуку заберу. Вдруг и патроны достанешь. Кстати, если каждому было бы разрешено ходить по улице с пушками, мне кажется было бы больше сотни убийств за год.

— Вы за этим пришли, за пистолетом? Тогда забирайте и можете покинуть территорию. — Стас указал на дверь.

— Ну что ты грубый то такой. — Павел взял кусок пиццы, как ни в чем не бывало. — Я может поговорить с тобой пришел. Думаешь легко было разрешение получить? КГБ проще следить за тобой, чем трогать. Пока бы ты чего-нибудь не сделал такого, чего бы не поддержали твои миллионы читателей, к тебе бы никто и не заглянул. Думаешь, ты такой весь загадочный, ищут тебя, и найти не могут? Да просто вреда то от тебя ни на грош, по большому счету.

— Вы боитесь, что народ выйдет биться за свою свободу. А он выйдет. И меня вы боитесь, потому что я могу повести этот народ. — Кровь казалось начинала вскипать в праведном гневе, хотя Стас все еще спокойно сидел и ел свой кусок пиццы.

— Свобода. Свобода от чего, объясни мне? Свобода слова? Так говори что хочешь, не мешаем. Свобода выражения? Все что хочешь выражай, еще и поможем! Государству не нужны рабы на галеры, даже на заводы не особо много надо рабочих – все автоматизированно. Делай что хочешь, живи как хочешь, а мы только следим, чтобы ты другим не мешал.

— Свобода крысы в клетке. Следя за каждым нашим шагом, запрещая самим выбирать, что хорошо, а что плохо в этом мире – вы выращиваете поколение бездумных, безвольных овец, что так удобно, чтобы стричь их. Генерал-лейтенант сложил руки в замок.

— Как ты не понимаешь? Наша страна чуть не надломилась, пытаясь скакнуть из феодализма, в коммунизм. Затем с такими ранами брели по капитализму, пока человек наконец перестал друг другу быть волком, и стал коммунистом. Что ты хочешь разрушить? Бесплатную медицину, раздаваемую витаминизированную еду? Или тебе цензура мешает? Цензура на педофилию, или направленная цензура для детей? Другой то и не осталось больше. Или тебе мешает, что программы следят за сахаром в твоей крови, это делает тебя не свободным?

— Не только за сахаром. — Стас наконец перебил собеседника.

— Ах да, никотин, алкоголь, канобиоиды. Что еще? Не хватает тебе их, в этом по твоему, настоящая свобода? — Павел уже не улыбался. Ноздри подрагивали, у глаз появились морщинки.

— Нет. Но все же мое дело, употреблять или нет.

— Конечно, неважно, что после такого постепенного и тяжкого исключения из страны алкоголя процент насильственной смерти уменьшился десятикратно? десятикратно, понимаешь ты или нет?! Стас промолчал.

— Если ты перестанешь бороться за свободу, Стас, то обнаружишь – что живешь в стране самых свободных людей. Это все, что я хотел тебе сказать.

Павел тяжело встал с кресла. Стасу в этот момент показалось, что он ошибся, определяя возраст офицера. Ведь медицина сейчас творит чудеса, только взгляд выдает истинный возраст.

— Вы пистолет хотели забрать. — Стас протянул сумку.

— Ах да. — Павел принял подарок, несколько растерянно, будто на самом деле забыл. Но он покинул квартиру с прямой спиной, твердыми шагами сильного мужчины.

Стас отправил в блог всего одно слово: «Размышляю», и скрыл от прочтения старые посты. Нужно проанализировать пласты истории, различные статистические данные. Попробовать разные подходы, посмотреть на все с разных сторон, многое прочесть. Всегда слишком сложно просто признать, что ты ошибался

Мартынов Денис

310: Прилив

Презентация закончилась, и световое перо полковника бесцельно блуждало по последней картинке.

— Итак, — он наконец свернул изображение и молча смотрел на дрожащую точку. Затем отключил перо. Свет бледной подложки отделял его лицо от темноты камеры. Фролов со своего места мог разглядеть только неподвижный силуэт.

— Суть происходящего вам должна быть понятна, капитан. Не знаю, что толкнуло вас на такую авантюру, но… здесь мы вас переиграли, — сидящий в дальнем углу сержант уловил взмах руки и погасил экран. Фигура полковника окончательно растворилась, остался только голос. Фролову показалось, что его вместе со стулом столкнули в воду, в огромный теплый бассейн, и теперь он тонет в лишенном форм пространстве.

Мгновение или два без света и в них – погружение в пучину бессилия. Характерный южный акцент. Капитан запаса мог бы вспомнить, что с таким же акцентом говорили ребята из экипажа, уступившего им полтора балла на молодежных полетах тридцать пятого года. В сорок первом американской лунной станцией командовал тоже, кажется, южанин – он мог бы вспомнить и это. Еще два часа назад усмехнулся, если бы кто напомнил бесконечные истории про бейсбол и небо Алабамы, пересказывая их с характерной хрипотцой. Сейчас невидимый голос не вызывал никаких переживаний. Ни смеха, ни злобы, ни попытки сообразить. Капитал просто тонул. Бессильно и бесконечно тонул в пустоте.

Разгорелись световые люки, и вода отхлынула, предметы обрели границы и твердость. Под безжалостным, почти не дававшем тени светом камера сжалась, сделалась тесной и какой-то неестественной. Неубедительной. Словно детские вещи, которые ребенок давно перерос. Полковник подошел ближе и уселся на край стола.

— Послушайте, Алекс, я совсем не хочу такого исхода. Да, жизнь непростая штука, что поделаешь, кто-то должен проиграть. Но, — он подался вперед и хлопнул Алексея по плечу, — в конце-концов мы оба пилоты, — стиснув пальцы, как будто вдавливая собеседника в стул, он смотрел на него сверху вниз, совсем близко. — Пилот должен быть свободным. Летать. Зачем ломать ему крылья? — распрямившись, полковник поманил молчаливого сержанта, попутно взбалтывая пальцем воздух. Тот кивнул и поднялся. — Две чашки, — крикнул вдогонку полковник. — И разблокируйте наручники.

— Ну что ты такое выдумал, Алексей Егорыч? — Трегубов тяжело поднялся из-за стола и протопал в дальний угол. — Какой сейчас арктический перелет? Кто такое одобрит? У нас во всем управлении разнарядки: «мероприятия с космической тематикой». У гражданских, думаю, то же самое, — он обернулся к визуализатору, непроизвольно поежился: на стандартном экране заметенные снегом сосны гнулись от ветра. После открытия второй лунной базы, штаб объединенного воздушно-космического флота уплотнили, и большинство помещений теперь находилось внутри огромного каменного куба. Для соответствия нормативам, требовавшим необходимого уровня психологического комфорта, помещение оснастили имитацией окон. Вид, транслировавшийся в трегубовский кабинет, находился, надо полагать, позади управления.

— Тут ведь какое дело… — штабист задумчиво тер имитацию пуговицы на форменном кителе. — Чаю не хочешь? Зря отказываешься – это не то что в автоматах. Наш, абхазский, — дождавшись кружки, он ухватил ее двумя пальцами и задвинул лоток кулера.

— Дался тебе этот доисторический самолетик. Не ко времени совсем, понимаешь? Столетие первого полета человека в космос. Это ж какое событие! Эпоха! Достижение советского народа…

— Так и это, Паша, достижение советского народа.

— Да брось ты. Несерьезно же. Как дети, — он разочаровано отвернулся. — Не одобрят, понимаешь, не одобрят. И пытаться нечего, — он подвинул стул так, что их с Фроловым разделял лишь уголок стола. — Давай сейчас Оганесову в Центральный позвоним? Пусть посуетится, найдет какое-нибудь местечко в общей программе. А? Там, кстати, шикарные вещи запланированы. Парад, космическая регата. Тем более ты у нас первопроходец дальних маршрутов, капитан запаса, награды у тебя за освоение космоса. Конечно возьмут.