СССР-2061. Том 9 - СССР 2061

— Не в это дело, Паш, не в параде. И не в общей программе.

— Что еще? — Трегубов откинулся в кресле и скрестил руки. Синий воротник с эмалевыми значками объединенного флота уперся в мягкий подбородок.

— Все эти разговоры – Гагарин, эпоха – все это очень важно. Да, естественно, ты сейчас скажешь, что земные полеты уже частично роботизированы, мол, и пытаться нечего, масштаб не тот. Так? Но это же… ведь это же и есть – масштаб. Это же… человек. Самостоятельный человек. У него мечта есть. И сила, навыки. Мы ведь и в космос полетели, или страну, вон, пятьдесят лет назад из кусков собрали – потому что каждый такой человек пришел на свое место. И сделал свое дело. Так?

— Не уверен. Но говори, там решим.

— А что решать? Это же как в книжках по истории, — Фролов суетливо водил пальцами по активной части стола. — Когда в войну план перевыполняли. На триста, на тысячу процентов. Потому что человек верил что может. И знал, для чего это. Вот, — над столом засеребрилась голограмма. Трегубов глянул, наклонился к своей панели, увеличил картинку. Вопросительно посмотрел на Фролова. — Он собрал точно такой же. Только лучше. Точно такой же, как у Чкалова был. Только новый. Мы его у себя уже испытывали. Но этого мало. В конце-концов, это просто самолет. А надо всем – и себе в первую очередь – показать, чего мы можем добиться. Ведь можем. Не только Марс осваивать или бесконтактные автомобили, или что там еще? Вообще все. Вот самолет. Прошлое. Когда-то давно какой-то рекорд на нем установили. А сейчас, на таком же самолете – сто двадцать лет прошло – мы вдвое большего можем достичь. Да, для космоса это и не рекорд никакой, но тут же другое. Ни техника, ни изобретения, а человек. Человек – вот кто может всего добиться.

— Ну да, и полетит он, опираясь на силу своего разума, — Трегубов усмехнулся, припоминая еще по летному училищу знакомый им обоим афоризм. — Ты, Егорыч, на досуге книжки не пишешь случайно? Прости, шучу, — он выпрямился в кресле. — Хорошо, раз уж ты так упрямишься… Активируй на своей стороне коммуникатор – позвоним Огану с этим вопросом и продемонстрируем, — левой рукой он быстро листал файлы, голограмма над столом расширялась и сжималась, автоматически подстраиваясь под размер. Бледный Фролов синхронизировал стационарный коммуникатор со своей папкой. — И продемонстрируем вот это, — в воздухе затрепетало трехмерное изображение земного шара, картинка постепенно увеличивалась, пока не осталась лишь северная часть, очерченная красным пунктиром.

В Центральном, после нескольких корректировок, полет утвердили, поставив на февраль 2061-го. И дело было даже не в том, что с Пашей Трегубовым Фролов учился на одном курсе. Этот полет казался ему чем-то большим, легко вбирающим в себя такие частности. Он вряд ли смог бы назвать причину, по которой участвовал в этом, но и грандиозный юбилей, и причуды старшего техника не составляли ее сути, обозначая лишь размах и указывая направление. Дело было, если приглядеться, в самой человеческой природе, в неистощимом стремлении к общему счастью.

И вот эта же человеческая природа выворачивалась сейчас иным боком, комкала и пережевывала, отрывая ненужное. Достижения для избранных. Сила для покорения. Техника для превосходства.

Они вели мониторинг с того момента, когда поступил официальный запрос на согласование полета. Так сказал полковник. У них было время подготовиться. Поиски? Да бросьте, никто не будет искать. Нет. Какие сигналы? Зря вы на это рассчитываете. Говорю же вам, капитан, мы хорошо подготовились. Ваш маршрут нам был известен. Время тоже. Да, и модель самолета. Такие к нам уже прилетали. Ну да, еще при Гувере. Но сейчас вы находитесь в зоне нашей радиолокационной ответственности. Нет, не могут. Вам наверное стоит напомнить, что после конфликтов 28-го и 31-го годов международное сообщество утвердило схему разделения зон покрытия. Да, даже спутники. Капитан, вы так же наивны, как и все летчики. Я вас понимаю, я тоже начинал пилотом. Не беспокойтесь, это отображено в презентации, сейчас увидите. Почему? Нет, вовсе не подробно – вы бы видели, какие презентации нам приходилось составлять во время миротворческих миссий. Да, в том числе и из-за ваших краснозвездных коллег. Тем не менее. Военные спутники? И кто поверит их сообщениям? А у нас на руках будет живой пилот, занимавшийся диверсионной деятельностью на территории Американской Конфедерации. Конечно. Кроме того, мы создали визуальную иллюзию вашего аппарата на нашем беспилотнике. Он же дублирует все исходящие радиосигналы. При такой скорости полета разницу во времени никто не заметит.

Так что для всего мира пока еще ничего не произошло. Но очень скоро мы вынуждены будем вас принудительно посадить. Что поделаешь, кто мог подумать, что советский пилот станет совершать такие бессовестные поступки? Международный скандал! Красная угроза! А ведь наши лидеры предупреждали.

Придется вмешаться международной комиссии. Заморозить советское освоение космоса. Закрыть вашу лунную базу. Если повезет, то и обе. Свернуть добычу Гелия-3. Капитан, вы даже не представляете, какой сделали нам подарок. Вот, полюбуйтесь на свои злодеяния.

— Это все зашло слишком далеко, — полковник передал Фролову чашку с кофе. — Не хотите? В Союзе не пьют кофе? — он поставил чашку на стол, затем туда же – свою, наполовину пустую. Потер указательным пальцем верхнюю губу. — Послушай, Алекс, я не имею ничего лично против тебя. Ты хороший парень, и мне кажется мы могли бы договориться. Видишь ли, — он встал и начал прохаживаться перед Фроловым, — вся проблема в безмозглых демократах. Советская колонизация Марса… Как можно было довести до такого? У нас ведь были свои проекты. Отличные проекты. «Столетний корабль». «Форт сияющей новой земли». Пятьдесят лет назад никто и не задумывался о конкретных планах. Кроме нас – у нас была своя рабочая программа.

Фролов не мог возразить. Сказывался длительный перелет. И пребывание в камере. Полковник, хоть и «не имел ничего личного», но линию свою гнул упрямо. Бежать некуда. Мальчишеская бравада закончилась катастрофой.

— … теперь нечего! Конфедерация занимает целый материк, но что мы можем в международном плане? Эти демократические тупицы связали нас по рукам и ногам. Международные договоренности! Внешний долг! «Нам нужно быть экономными»! К счастью, еще остались патриоты, — полковник шагнул в сторону и теперь стоял за спиной Фролова. — Но нам нужна помощь, Алекс, — он подался вперед, наклонившись к самому уху, — твоя помощь.

Что он делает здесь? Слова и предметы утрачивали четкость, становились неоднозначными, как будто кто-то перемешал их, меняя местами смыслы. Стол перестал быть столом, речь полковника – речью. Как тающая свечка из фильма – оплывала, растворяясь в ничто.

Когда это началось? Обледенение самолета, циклон за Гренландией, он пытается набрать высоту, неповоротливое столетнее радио работает только в одну сторону, потеря управляемости, толчок, да, как раз тогда они подцепили его к стратосферной станции.

Неуправляемый самолет, а в голове в тот момент почему-то вертелись слова техника Семенова: «Это как вода, Алексей Егорович. Прилив на море. Вода вроде бы сама по себе – приходит, уходит – а в то же время и электростанцию питает. Да не одну». Семенов. Отставник из ВВС, служил там еще до объединения флотов. А теперь вот старший техник аэропорта при Всесоюзном Гуманитарном. Там и познакомились. Алексей после увольнения перевелся в Харьков: для нового университета строили аэродром, рассчитывая в будущем принимать и космические суда, формировали штат техники. Для пилота, служившего на «Высоком береге», более известном как «Лунная станция-1», тридцать восемь лет – предел, надо уступать место молодежи. После этого – как Трегубов – в управленцы. Опытные кадры везде нужны.

Фролов перевелся в строящийся при Всесоюзном Гуманитарном аэропорт. Семенов… Семенов тогда ухитрился выбить помещение под «музей воздухоплавания регионального значения». Экспонаты сам собирал. За что и поплатился: через год вызвали в Киев отчитаться, почему до сих пор не потрачены выделенные на пополнение музейного парка средства.

Выкрутился, хитрый лис. Даже более того. Говорит, еще мальчишкой об этом мечтал. Вот чтобы «прямо такой же». Две лини саратовского авиационного занимались частными заказами – на экспорт в основном, или для курортных кооперативов, самостоятельно закупавших технику. Трижды туда ездил и таки добился своего. В конце августа провели первый вылет.

Почему же он все-таки оказался в Харькове? Ведь предлагали место в штабе.

В воздушном флоте требования ниже, хоть до ста лет оставайся за штурвалом. Машинки маленькие, медленные и какие-то, как будто учебные. Но к этому можно привыкнуть. Главное не это.

— И самое главное – по-прежнему сможешь летать. Наслаждаться жизнью. Нас поддерживают влиятельные люди и они ценят тех, кто помогает Конфедерации. Поверь, Алекс, сможешь иметь личный самолет и не нужно будет пользоваться служебным. А иначе, если тебя придется выдать… В нашей тюрьме будет несладко, а в советской – тебя просто разорвут на куски, — теперь полковник стоял перед Фроловым, повернувшись к тому спиной.