Пустующий трон - Кен Лю

Види и Арона помотали головами.

– Никому не рассказывайте, – попросила Одуванчик, бросив выразительный взгляд на Кинри, так что нетрудно было догадаться, что она имеет в виду только его одного.

– Тогда сорви печать! – потребовала Арона. – Если не сорвешь – расскажу!

– Что за тайны? Кто ты такая? – Сердце Кинри бешено заколотилось. Он и представить не мог, что у Одуванчика могут быть более страшные тайны, чем у него самого. – Ничто не изменит моих… чувств…

Девушка со слезами покачала головой.

– Это неправильно, – произнес Мота.

Все повернулись к нему.

– Рона, хватит. – Мота сделал паузу и спокойно продолжил: – Я понимаю, почему ты так поступаешь. Но… любовь – не оправдание для того, чтобы использовать других в корыстных целях. Кинри и Одуванчик встретились с нами, ибо на то была воля богов. Я знаю, что ты искренне считаешь их друзьями; это твоя любовь ко мне ослепляет тебя. Неужели не видишь, как эти двое смотрят друг на друга? Как ты можешь помышлять о том, чтобы ради нас принести в жертву другую влюбленную пару?

– Но они же… – Види вздохнул. – Кинри даже не знает, кто она на самом деле.

– А хоть кто-нибудь из нас знает, кто мы такие? – спросил Мота. – До самой смерти мы стремимся познать свою природу, импровизируем по нечитаемому сценарию, выписанному судьбой на наших душах. Кинри знает девушку лучше, чем можно узнать по имени, званию или титулу; они чувствуют души друг друга. Только ей решать, хранить тайну или раскрыть ее.

Немного поразмыслив, Види кивнул и обратился к Одуванчику:

– Прости. После всех наших совместных испытаний… Словом, мне очень стыдно.

Арона закрыла лицо ладонями. Ее плечи вздрагивали, но актриса не издавала ни звука.

– Это моя миссия, и я должен сам заплатить цену, – глядя на нее, ласково произнес Мота. – Ты всегда это знала.

Арона не ответила, но через некоторое время кивнула.

Кинри с Одуванчиком отошли в сторону. Он обнял ее; девушка плакала, уткнувшись ему в плечо. Он не задавал вопросов, а сама она ничего не говорила.

Мота набрал в грудь побольше воздуха и сорвал первую печать. Услышав звук, Одуванчик сдавленно всхлипнула.

– Это всего лишь сургуч, – успокоил ее Мота. – Мутагэ больше, чем просто логограмма: оно проявляется делами. Пусть императрица Джиа владеет печатью Дара, она не сочиняет истории нашей верности и веры. Я не считаю изменой поиски доказательств мутагэ маршала Мадзоти и поиски истины. А ты?

Одуванчик посмотрела ему в глаза и помотала головой.

Мота отвернулся, развернул свиток с множеством плотно выписанных логографических столбцов и с мольбой посмотрел на Види.

Тот подошел, вытянул палец, чтобы не сбиться, и начал читать вслух.

Арона опустила руки, утерла слезы и тоже подошла поближе.

– Рона, если ты не хочешь… – начал Мота.

– Я хочу, – ответила актриса.

Прижавшись к Моте, она ловила каждое слово Види.

– Будешь слушать? – прошептал Кинри Одуванчику.

– Нет. История маршала Мадзоти подождет. Позволь показать тебе… кое-что иное.

Она отвела Кинри к другому шкафу. Там хранились новые свитки, написанные, вероятно, в течение последних десяти лет, а некоторые даже в текущем году.

– Мы говорили об историях беженцев… об историях льуку… – Одуванчик запнулась.

У Кинри защемило сердце.

«О чем она догадывается? Что ей известно?»

Он с деланой беззаботностью окинул взглядом свитки. Пульс юноши еще участился, когда он осознал, что перед ним.

Протоколы допросов беженцев из Укьу-Тааса.

Почувствовав, что его лучше оставить одного, Одуванчик отошла в сторону.

Кинри начал читать.

В самых свежих записях говорилось о новых зверских преступлениях Кутанрово и ее карательных отрядов. Кинри передернуло, когда он вспомнил о том судьбоносном дне в Киго-Йезу. Учеников заставляли доносить на своих учителей; подростков – как льуку, так и местных уроженцев, и тогатенов – вербовали в карательные отряды в Крифи и других городах, обучая убивать ученых и тех, кого обвинили в измене. Уничтожались местные книги и храмы, осквернялись могилы, детей после казни родителей и других родственников забирали в рабство, людей массово убивали, кастрировали, расчленяли, проламывали им головы, делали калеками, систематически насиловали.

Кинри зажмурился. Оттого что Кутанрово предавала идеалы пэкьу Тенрьо, ему становилось физически плохо; в сердце как будто вонзали нож и проворачивали его там. Кинри обратился к более старым записям, надеясь найти доказательства мирной жизни при Танванаки и Тенрьо, еще до того, как Кутанрово и ее безумные соратники извратили идеалы.

Но увы, и ранние показания беженцев почти ничем не отличались: местное население казнили направо и налево без весомых доказательств вины, целые деревни порабощали за проступки одного жителя, за самозащиту от наро и кулеков людей вырезали сотнями, а пэкьу Тенрьо даже официально провозгласил изнасилования разрешенной военной тактикой.

«Это все ложь! Ложь! – кричал Кинри про себя. – Массово казнили только опасных бунтовщиков! Никого не насиловали! Местные женщины сами шли в наложницы льуку! Им хорошо жилось в Крифи!»

Но тут он вспомнил, как мастер Надзу Тей всегда переводила разговор на другие темы, когда речь заходила о современной истории Укьу-Тааса, и как его собственная мать давала лишь весьма пространные ответы на вопросы о казнях пленников на рыночной площади. А что касается историй о соблазнительных местных наложницах… он ведь лично не встречал ни одну! Все эти счастливые жители Крифи… почему они кланялись ему? Из уважения или из страха?

Кинри вспомнил, каким грустным всегда выглядел император Такэ, выступая на Новый год с торжественной речью, в которой благодарил пэкьу Тенрьо за основание государства Укьу-Тааса. И какой мрачной была Танванаки, глядя на мужа во время этих публичных выступлений.

«Что, если… Кутанрово не исключение? Что, если… настоящие обманщики не беженцы, а император Такэ, Танванаки и… даже моя мать?»

Кинри понял, что должен прочесть еще более ранние свидетельства. Ему было страшно, но остановиться юноша уже не мог.

На нижних полках хранились самые старые показания беженцев, еще с тех времен, когда пэкьу Тенрьо одолел тирана Рагина и основал Укьу-Тааса, родину Кинри.

Его взгляд сразу привлекло одно имя: Дзоми Кидосу, особый советник принцессы Тэры.

Кинри и не знал, что женщина, которой он притворялся, тоже была беженкой из Укьу-Тааса. Дрожащими руками он развернул свиток с ее показаниями.

– Я бы хотел задержать тебя в гостях еще на некоторое время! – крикнул Тенрьо. – Но если тебе действительно пора, то придется мне одному наслаждаться представлением!

Один из гаринафинов вышел вперед и присел рядом с толпой гражданских. Взрослые и дети испуганно попятились, но их лодыжки соединяла цепь, и в результате они только беспорядочной кучей попадали друг на друга.

– Император, прошу тебя, сойди