Мифы и мины для подрыва Российской государственности - Сергей Григорьевич Горленко
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Это все, однако, относится к разряду наших «домыслов» или, правильнее сказать – «фантазий», на заданную тему. На деле же все выглядело не совсем так или даже – совсем не так.
Однако приведем еще один довод в пользу того, что Пеньковский не был подставлен органами госбезопасности Советского Союза англо-американским спецслужбам в целях их дезинформации, а был чистейшей воды агентом-инициативником, действовавшим на свой страх и риск в пользу западных разведок. Летом 1962 года агентурным путем была получена информация, что Советский Союз с очередным визитом собирается посетить Гревилл Винн для ведения переговоров с руководством ГК КНИР об организации в Москве выставки электронного оборудования. Как особо отмечал оперативный источник, при решении этого вопроса Пеньковский, ссылаясь на заинтересованность ГРУ в приезде англичанина, проявил особое рвение, чтобы убедить руководство госкомитета непременно согласиться с поступившим предложением.
Сам собой напрашивался вывод, что Винн не просто так собирался приехать в Москву. Скорее всего, он должен был стать новым связником СИС для работы с Пеньковским. Этот вывод выглядел тем более убедительным, что все сводилось к переходу Пеньковского на новый способ связи. Не без участия Комитета госбезопасности Винну был разрешен въезд в СССР.
Всю организационную часть визита англичанина в Москву Пеньковский взял на себя. Он же снял для него номер в гостинице «Украина». Несмотря на то, что этот номер был заранее оборудован всем необходимым, прослушать разговоры связника с агентом… не удалось. Разведывательный опыт Пеньковского пригодился ему и на этот раз – все переговоры, которые они вели между собой, проходили с применением мер безопасности, затрудняющих прослушивание. Они велись или при включенном на полную громкость радиоприемнике, или в ванной комнате при текущей из крана воде.
Спрашивается в задаче: если Пеньковский действовал под контролем КГБ, то на кой же черт ему надо было применять весь арсенал мер безопасности, чтобы исключить прослушку разговоров со стороны КГБ, на который, по версии Александра Евсеевича, изложенной в его эссе, этот самый Пеньковский и работал? Или таким путем он хотел лишний раз продемонстрировать британскому разведчику, что «душой и телом предан идеалам Запада» и потому вынужден проявлять максимум осторожности? Все это могло бы быть именно так, если бы характер беседы Пеньковского с Винном, который все же с немалыми трудностями удалось в общих чертах расшифровать, не свидетельствовал бы откровенно о том, что Пеньковский на самом деле был предателем. И меры предосторожности он применял потому, что реально осознавал грозящую ему опасность, причем – немалую.
Чтобы закончить с комментариями А. Хинштейна, считаем необходимым дать собственные пояснения к двум сноскам (авторским или редакционным – не знаем) на странице 579 «Записок из чемодана». Согласно первой сноске, «факт предательства О. Пеньковского был установлен уже в начале 1962 г.». А вторая сноска гласит: «В декабре 1961 г. сотрудники наружного наблюдения КГБ зафиксировали контакт О. Пеньковского с английской разведчицей». Все это вроде бы похоже на истину, но не совсем.
Начнем со второй позиции. Со всей ответственностью заявляем, что в декабре 1961 года был четко зафиксирован заход английской разведчицы Чизхолм в подъезд, куда также вошел подозрительный мужчина, который, по всей видимости, выполнял операцию по связи. Однако утверждать, что этим мужчиной был Пеньковский (а это действительно был он), в тот момент выглядело явно преждевременным, поскольку через некоторое время разведчики наружного наблюдения его, увы… упустили. От ошибок в любом деле, как известно, никто не застрахован. И только в январе 1962 года появились вполне обоснованные подозрения, что Пеньковский был тесно связан с английской разведкой в лице Анны Чизхолм, но это были только первичные данные, которые следовало еще проверять и перепроверять…
Но здесь вновь возникает интересный момент. По версии Александра Хинштейна получается, что в начале 1962 года был установлен факт предательства Пеньковского. Ну, уж кажется все. Больше и говорить не о чем, разве что о деталях. А именно: когда его надо было арестовывать, когда «прижать к ногтю» и вырвать у предателя признательные показания. Об этом, кстати, и сам Серов тоже писал в своих записках. Полагаем, что сейчас вполне уместно во второй раз процитировать его слова из так называемой записи № 2:
«Я… сказал (сотруднику особого отдела. – Прим. авт.), что нечего тянуть с его разработкой, а надо вызвать его и допросить, и у меня нет сомнений, что он должен признаться».
Этот диалог состоялся у бывшего Председателя КГБ Серова, прослужившего в органах государственной безопасности не один десяток лет, с рядовым сотрудником особого отдела КГБ в мае 1962 года. Иными словами, генерал армии дает офицеру (ниже его на несколько рангов) указание, как действовать ни в коем случае было нельзя. Ибо в тот момент, когда стали в общих чертах вырисовываться главные штрихи предательской деятельности шпиона Пеньковского, надо было не грубо лезть на рожон, а четко задокументировать все до последней детали.
Вызывает полное недоумение немаловажный факт, что такие прописные истины Председателю КГБ (пусть даже бывшему), целому генералу армии (еще не разжалованному в генерал-майоры), были неведомы. Полный нонсенс – иначе просто невозможно оценить данный факт.
Как тут не вспомнить слова персонажа романа Владимира Богомолова «В августе сорок четвертого…», начальника фронтового управления «СМЕРШ» генерал-лейтенанта Егорова: «Войсковые операции чаще всего дают трупы. А нам нужен момент истины!» В принципе ситуация в романе несколько отличается от реальной ситуации с разработкой Пеньковского. Но определенную аналогию найти все же можно…
В конечном итоге, как мы знаем, разработка шпиона Пеньковского была доведена до логического конца, то есть до установления того самого момента истины, в результате чего вскоре для шпиона все завершилось весьма безрадостным финалом… Но как бы то ни было, у Александра Хинштейна, откуда ни возьмись, возникает совершенно новая версия, которую он излагает в том самом эссе, носящем, как мы уже знаем, название «Другая жизнь Олега Пеньковского».
Мы назвали эту версию новой и, конечно же, погрешили против истины. Нет, версии о том, что Пеньковский – не предатель, не отщепенец, а миротворец, спасший мир от ядерной войны, или офицер, самоотверженно выполнявший воинский долг, совсем не новы.
К примеру,
