Косарев - Николай Владимирович Трущенко

Смерть Ленина побудила Косарева, как и тысячи других комсомольских активистов к глубоким раздумьям, что же надо сделать ему, товарищам по союзу, чтобы не на словах, а на деле стать большевиком-ленинцем, проникнуться единой волей и твердой решимостью научиться по-ленински жить, работать и бороться, вести за собой трудящуюся молодежь города и деревни.

Анализируя работу райкома, Саша видел, что достигнуты, пусть небольшие, но и заметные успехи в идеологическом воспитании молодежи.

Взять хотя бы Бауманский район, прошедшая дискуссия показала, как мучительно и долго разбиралась молодежь в существе разногласий Троцкого с партией, а добравшись до сути, вяло реагировала на активные еще выступления троцкистских подголосков.

Своими раздумьями комсомольские работники делились со старшими товарищами — партийными работниками, писали в «Правду», использовали трибуну комсомольского журнала «Юный коммунист», газеты «Юношеская правда». Реагируя на их выступления, ЦК вынес резолюцию январского пленума «О положении и очередных задачах РКСМ» на обсуждение комсомольцев. Оно выросло в союзную дискуссию. Повсеместно комсомольцы выражали чувства преданности ленинизму, клеймили троцкистов как мелкобуржуазных отступников. Эта дискуссия показала, как окрепли большевистские настроения среди молодежи.

В то время часто возникали споры о самом комсомоле. Чаще всего о том, чем является союз молодежи: резервом партии или ее инструментом. И немудрено. В те годы оттачивались и проверялись на практике принципы Коммунистической партии и комсомола.

Подсаживаясь в круг активистов-бауманцев, Косарев вступал в их спор:

— Комсомол — это резерв партии, — убежденно говорил Сеня Федоров, заядлый спорщик по «теоретическим» проблемам комсомола.

— Маловато ты, Сеня, отвел комсомолу места — «резерв», — перебивал его Коля Кормилицин. — Комсомол — это инструмент партии, а не только ее резерв.

В спор вступал горячий полемист Косарев. И что тут начиналось. Не спор, а целая битва:

— Резерв!

— Нет, инструмент!

— Нет, резерв…

В те времена споры такого порядка часто рассеивались только с помощью партии. И в этом случае тоже. Мудрое слово Центрального Комитета помогло и тогда предотвратить дискуссионную лихорадку. 3 апреля 1924 года ЦК РКП(б) провел представительное всероссийское совещание о работе среди молодежи. В нем приняли участие 12 членов ЦК (половину из которых составляли члены Политбюро ЦК РКП(б), а также работники ЦК РКСМ, представители от десяти губернских комсомольских организаций. На нем с короткой речью «О противоречиях в комсомоле» выступил Сталин. Однако в его речи акцент был сделан не на организационную самостоятельность, не на самодеятельный характер работы и существа комсомола, а на некую служебную для партии роль РКСМ. В представлении Сталина комсомол — «подсобное орудие партии». И этот первый, никем в ту пору не замененный шаг к насаждению командной терминологии был сделан два месяца спустя после смерти Ленина. Казарменный, императивный подход Сталина проявился и в определении характера отношения РКСМ к молодежи: комсомол, внушал Сталин, «инструмент в руках партии, подчиняющий своему влиянию массы молодежи».

Споры после этого совещания прекратились. Но уходили с него некоторые цекамольцы в недоумении, вызванном не этими словами Сталина, а по другому поводу:

— Я прежде всего должен сказать кое-что о той позиции, которую ЦК молодежи занял в вопросе о партийной дискуссии. — Цекамольцы насторожились. А Сталин, не глядя на них, резюмировал: — Ошибкой было то, что ЦК РКСМ продолжал упорно молчать после того, как места уже высказались. Но было бы неправильно объяснять молчание ЦК союза нейтральностью. Просто переосторожничали.

Петр Смородин сидел ошеломленный: «Кто же из нас, товарищ Сталин, переосторожничал?..» И постепенно он начал понимать, почему последние недели генсек перестал звонить ему. Вспомнились все короткие встречи и продолжительные беседы об участии комсомола во внутрипартийной дискуссии, а также неоднократно повторенная Сталиным фраза: «Я же сказал — нецелесообразно…» Всплыли они в памяти отчетливо, до мельчайших подробностей. Петр хотел сразу же после совещания подойти к Сталину, спросить пояснения, но, вспомнив ту январскую вечернюю (почти ночную) встречу с генсеком, его мерное поколачивание трубкой о край пепельницы, свой подсчет ее ударов «раз, два, три…» и нелепые размышления по этому поводу, остановился. Лихой комиссар гражданской войны вдруг впервые в жизни почувствовал, что ему стало не по себе… «Как же вы так легко, товарищ Сталин, сняли с себя ответственность за тогдашнее наше «молчание» и запросто, будто ненароком, переложили ее на плечи комсомольцев. «Переосторожничали»? Да, мы же в бой рвались!..» И тут Петр почувствовал, что работать ему в Цекамоле осталось совсем недолго.

Вскоре итоги совещания в ЦК РКП(б) обсудил комсомольский актив Москвы. Докладывал секретарь Центрального Комитета партии Андреев. Вопреки обыкновению, Петра Смородина на этом, столь ответственном, собрании не было.

В конце заседания кто-то из активистов задал Андрееву вопрос: «К кому во время дискуссии с Троцким примыкал Смородин?»

Андреев, с оттепком сочувствия Петру, ответил:

— Товарищ Смородин держался как будто нейтрально. Кое-когда это ему удавалось, кое-когда нет…

В зале отчетливо и настоятельно прозвучал новый вопрос:

— Где Смородин, что произошло с ним?

— «Что произошло с товарищем Смородиным, что будет с ним?» — отвечу кратко. Товарищ Смородин оставлен в составе секретариата ЦК и продолжает работать. Он уехал в отпуск, который ему предоставлен ЦК и по его просьбе. Может быть, товарищи заподозрят, что это — «дипломатический отпуск» и т. д. Пусть подозревают… Я откровенно сказал, что товарищ Смородин в своей работе дошел «до чертиков», до «последней черты»; с товарищем Смородиным было несколько нервных припадков, и он должен был уйти, чтобы его партия не потеряла окончательно.

Косарев уходил с актива обескураженным: «Смородин — «дошел до ручки», до «нервных припадков»!» Нет, это объяснение явно противоречило косаревскому представлению о недюжинной силе и выдержке Петра. «А может, сказывается контузия и черепное ранение? Вот она, гражданская-то, когда начала отзываться…» Саша искал оправдание столь неожиданному уходу Петра. Искал и не находил. Или это было отстранение от работы? «Неужто роль первого секретаря ЦК — так непомерно тяжела, что даже такого богатыря сломила?»

В дни внутрипартийной дискуссии Косарев проходил новый курс политического воспитания. Заседания бюро райкома партии, партактивы стали ареной острых боев с троцкистами.

II и III райпартконференции. Прекрасные ораторы партии поднимались на их трибуны: В. В. Куйбышев, Я. Э. Рудзутак, а их оппонентами были Е. А. Преображенский, М. П. Томский, К. Б. Радек. Никого из них не ограничивали регламентом. Всем дали выступить. Это были подлинные баталии: за подходящим