Победителям не светит ничего (Не оставь меня, надежда) - Леонид Словин

— Я по поводу свитка Торы, — Крончер подвигал похожим на маленький танк ботинком.

— Не понял… — вздернул удивленно брови Панадис, — о чем это вы?

Алекс усмехнулся и поджал губы.

— Ну, по поводу того старинного еврейского манускрипта из Костромы, который вам вручили…

Панадис бросил на него быстрый острый взгляд, но продолжал игру.

— Какого манускрипта? — голос его отдавал теперь благородным негодованием.

Алекс расположился в кресле посвободней и развязно положил ботинок, которым поигрывал, на край журнального столика.

Дал понять: дорогуша, вы обмишурились, надели не ту маску…

— Свиток Торы семьи Гольдштейн, которую вы осматривали вместе с господином Бутриным…

Панадис не спускал взгляда с ботинка.

Даже сейчас голос не изменил ему, был ровным, спокойным и даже несколько высокомерным.

— Кто вы в действительности, господин Крончер?

— Я? — хмыкнул Алекс насмешливо. — Инспектор Крончер из Всеизраильского Штаба Полиции.

Не выпуская из рук, он продемонстрировал импрессарио свое удостоверение.

Панадис всматривался довольно долго. Дольше, чем требовалось для того, чтобы с ним ознакомиться, не зная иврита.

Бакинец пытался сообразить, как ему себя вести дальше.

Наконец, он решился:

— Чем могу служить?

— Я бы хотел узнать судьбу манускрипта?

— А вам не кажется, инспектор Крончер…

— Мне кажется только, доктор Панадис, что согласно российским законам, вы совершили не одно, а несколько преступление…

И он многозначительно кашлянул.

Узенькие щегольские усики на лице Панадиса слились почти в ниточку, по глазам пробежала тень усмешки.

— Не спутали ли вы Москву с Тель-Авивом, инспектор? По какому праву вы допрашиваете меня?

Этот тип был скользок, как карп, только что вытащенный из пруда.

— Известно ли вам, что меня уже допрашивала костромская милиция? Не знали? — от него не укрылась первая реакция Крончера.

Алекс был действительно удивлен. Но ему тут же пришло в голову: костромская милиция могла не знать про свиток Торы и наверняка, не знала про трансплантацию почки…

— У вас есть разрешение МВД России на то, чтобы вести следствие на ее территории? — насмешливо спросил Панадис.

Крончер ответил вопросом:

— Вас в Костроме допрашивали о манускрипте и о трансплан тации почки господину Гольдштейну?

Панадис погрузил Алекса в закулисное пространство своего взгляда. Израильский полицейский что-то слышал, но не знал подробностей. Иначе бы он сформулировал вопрос грубее и определеннее.

Бакинец слегка успокоился. Настолько, что и Крончер это заметил, и перешел в атаку.

— Вы предпочитаете, чтобы я действовал через Региональное управление по организованной преступности?

— Инспектор Крончер, — вы меня ловите?

— Конечно. Это — моя профессия…

Панадис прошел к бару и вытащил бутылку белого «мартини» и два бокала.

— Будете пить? Только не воображайте, что я вас подкупаю, — с мягкой иронией заметил он.

— Нет, что вы, — также иронично ответил Алекс, — Кроме того я не пью…

Панадис плеснул «мартини» в похожий на шар бокал на крохотной рахитичной ножке, бросил дольку лимону и пару кубиков льда.

— Вы умный человек, — Панадис как бы сдался и даже смущенно поднял руки, — давайте без обходных ходов…

Алекс не перебивал его.

— Чего вы хотите?

Он делал вид, что предлагает Крончеру честную игру.

— Трансплантанты…

— О чем вы?! — Панадис энергично замотал головой.

— Как они попадают к вам?

Бакинец сморщился, заново открыл глаза, поднял кверху бокал с красным расплавом вина, посмотрел внимательно сквозь него и обреченно вздохнул.

— Ладно… — перевел он взгляд на Алекса, — я вам помогу. Мы с Бреннером — врачи. Любая пересадка — это спасенные жизни. Вы не представляете себе, как чувствует себя врач, когда ему удается возвратить обреченному на смерть надежду…

Алекс его не перебивал. Ради своей цели Крончер согласен был выслушать любую его галиматью…

— И если приходится идти на некоторые, ну, скажем, — компромиссы, то ведь связано это с гуманнейшей и благороднейшей целью…

Когда-нибудь переполнявший Панадиса пафос должен был, наконец, исчерпать себя…

— Все брал на себя некий китайский студент с большими связями. Трансплантанты мы получали от него…

— Вы хотите сказать, что профессор Бреннер тоже был знаком с Ли?

Панадис бросил на него быстрый и злой взгляд и поставил бокал на журнальный столик.

— Вы говорите загадками…

— А вы подсовываете мне вместо живого кролика — дохлую кош ку. Ли застрелен…

Теперь Крончер чувствовал себя куда уверенней.

— Если профессор Бреннер узнает, что вы представили мне его как вашего с Ли соучастника, вряд ли, он продолжит с вами сотрудничество.

При слове «соучастник» Панадис вздрогнул. Пытаясь выкрутиться, он впутал человека, которого ему ни при каких условиях подставлять не следовало.

Крончер размышлял и действовал как израильский полицейский, так, как в подобном случае никогда не поступил бы его российский коллега, предпочевший бы прежде закрепить сделанное Панадисом признание документом или магнитофонной записью.

— Конечно, вы бы нашли замену Бреннеру. Но во-первых, это бы заняло немало времени. А во — вторых, профессор бы выложил в полиции такие детали, какие бы могли вывести на вас Интерпол…

Панадис стоял к Алексу спиной. Даже такому ловкому и скользкому типу нужно какое — то время, чтобы оправиться и, сделав вид, что карты — не крапленые, продолжать игру.

— Я могу задать вам, инспектор Крончер, прямой, а не наводящий вопрос?

— Естественно, — подбодрил его Алекс. — Хотите, я облегчу вам задачу и спрошу сам?

Панадис, не спуская с него взгляда, кивнул:

— Что я, инспектор Крончер, хочу от вас, доктора Панадиса?

— Предположим, что так, — искательно улыбнулся Панадис.

Алекс заложил руки за шею и несколько раз потянулся.

— У меня тут друзья. Брат и сестра. Они обращались к вам. У нее больная почка. Ей необходима пересадка.

Панадис ухмыльнулся. В игре — полицейские и воры — полицейские порой меняются местами с ворами. Неподкупны только фанаты. Так было и на этот раз.

— Да. По-моему, я знаю, о ком вы говорите. Брат, кстати, весьма неприятный субъект…

— Помогите им. Вот телефон. Девушка потеряла надежду.

— И тогда?

— Обещаю, что лично вы меня больше интересовать не будете. За других, естественно, я ручаться не могу…

Вышагивавший по номеру Панадис остановился и, энергично потерев лоб он давно готовил эффектную развязку — крякнул:

— Ладно… Но это должна быть честная сделка… Надеюсь, вы меня не подведете… Вы что-нибудь слышали о медицинском центре доктора Рындина?

— Нет.

— Я сведу вас с ним.

Сверкающий огнями и подснеженный Большой Театр напомнил Анастасии корону на подушке с узорными вензелями. Такую она видела еще девчонкой, когда отец- заслуженный мастер спорта по конному спорту выступал в Англии и победил в стипл-чейзе.

Родители взяли ее тогда в первый раз в лондонский Тауэр. Маленькую Настю так поразил тогда этот знак королевского величия за пуленепробиваемым стеклом, что она долго еше потом видела его во сне и думала о нем. Наверное, это было связано с детскими сказками о королях и принцессах, кото рыми она зачитывалась.

Чернышев еще издали заметил Панадиса и тут же показал на него Анастасии. Она кивнула.

Панадис их тоже заметил. Двинулся навстречу.

Виктор постарался придать лицу выражение радостного удивления, что, впрочем, так никогда ему и не удавалосмь.

— Увы, друзья. Очень жаль, очень жаль, но мне еще ничего не удалось для вас сделать…

Панадис улыбался, но улыбка получилась колкой и холодной.

Короткая, чуть ниже пояса, беличья шуба его с редкими серыми прочесами несколько толстила его и пахла тонкими духами. Он поцеловал руку Анастасии, бросил быстрый, цепкий взгляд в сторону Виктора и жеманно протянул ему руку.

— У меня еще четверть часа… — Он взглянул на часы. — Обожаю балет. Полет скрипок… Призрачный цвет сцены… Грациозные феи на пуантах…

— Вы — поэт, — кутаясь в шубку, грубо польстила Анастасия.

— Вы не ошибилсь, — с налетом гордости произнес Панадис, — у меня вышли две небольшие книжки стихов.

Он готов был говорить обо всем, но только не о том, что их свело в сквере Большого.

— А что, — метнул в его сторону рыжеватый шальной взгляд Виктор и мотнул короткоостриженной, без головного убора головой. — Врачи вон ведь как в литературе вымахали: доктор Чехов, доктор Булгаков, доктор Вересаев, доктор Аксенов, теперь — доктор Панадис…

— Ваш брат просто поражает своей литературной эрудицией, — явно обозлившись, бросил Панадис, — Откуда она у него? Из афганских далей? Из Чечни? У вас там работали литературные кружки?