Выживший во тьме - Владимир Анатольевич Вольный

День приносил тепло, а ближе к полуночи дул ветер, неся стылость и холод. Ночь же становилась испытанием: все покрывалось инеем, и не помогало даже внутреннее тепло земли. Редко, но попадались такие места, где помощь костра не требовалась – почва сама грела так, что я спал, словно в теплой постели. Я понимал, что находиться там небезопасно: тепло не могло возникнуть ниоткуда, само собой. Под городом что-то происходило, необъяснимое и пугающее. Похоже, я скитался над вершиной грозящего взлететь на воздух вулкана…

Постепенно я стал расширять круг блужданий. Привыкнув к местности, предпринимал дальние походы по развалинам города. Это были именно странствия – пройти здесь с той же скоростью, что и до Катаклизма, не представлялось возможным. Чтобы преодолеть пару километров, приходилось тратить не менее нескольких часов. Желая разведать как можно больше, я уходил все время в одном направлении – и так получилось, что это оказался край города.

Я поднялся на холм. С него – он несколько возвышался над прочими – видимость немного выходила за привычные границы. Повторявшаяся бесконечность руин навевала тоску… Но что-то было не так. Я уже успел привыкнуть к однообразию и теперь явно замечал несоответствие, объяснить которое пока не мог. У меня вдруг клацнули зубы – я всем нутром почувствовал, что увижу там нечто потрясающее! Впереди могла таиться опасность, но любопытство пересилило. Вскоре я пробирался через развалины, с каждым шагом приближаясь к разгадке. Она открылась совершенно внезапно, едва я разогнулся, вылезая из-под очередного штабеля плит и балок, переплетений арматуры и телеграфных столбов, скрученных в штопор автомобилей и вывернутых пластов земли. Это было нечто…

Передо мною зияла невообразимая пропасть! Я находился почти возле обрыва, не рискуя подойти слишком близко, чтобы не оказаться унесенным вниз ветром. Но и отсюда я мог видеть очень многое. Величайший провал, какой я когда-либо встречал, терялся вдалеке, сливаясь с нависавшими тучами. Вся остальная часть города, начинавшаяся с этого места, оказалась в нем!

Глубина пропасти поражала. На всем протяжении провал тянулся вдоль отвесной стены, а та простиралась по обе стороны от того лаза, где я вышел. Рискуя свалиться, я подполз к самой кромке и заглянул внутрь. Отсюда еле просматривались здания – землетрясение прошлось по городу, прежде чем он ушел в бездну. Еще дальше очень смутно было видно, как за его пределами темнеют леса и еще что-то, очень похожее на воду. Так ли это или нет – уверенности не было. Нависший над провалом смог не давал достаточного обзора, а скудное освещение скрадывало и то, что находилось ближе. Походило на то, что целый пласт, целую область или даже часть континента опустили вниз, оторвав ее от прилегавшей к ней земли.

Я вспомнил, как телевизионная вышка, до последнего устойчиво державшаяся при всех толчках, вдруг разом исчезла. Это случилось как раз тогда, когда второй, самый сильный удар еще раз подбросил меня с обломками домов вверх. Теперь она лежала там, внизу, и даже отсюда я мог рассмотреть ее части, расколовшиеся при падении о земную твердь. Ветер неистовствовал, сметая густое крошево облаков; только благодаря этому я еще мог что-то разглядеть. Сколько людей встретили здесь свой последний миг, глядя на приближавшуюся пропасть… Случившемуся не находилось объяснения – как и всему, что произошло в Тот день. Земля просто опустилась. Как ее не затопило водой из ближайшего моря – оставалось загадкой. Впрочем, вполне вероятно, что и море тоже ушло в иное место – теперь я уже не удивился бы и этому. Стало ясно, что на планете произошли такие потрясения, такие сдвиги земной коры, что весь рисунок, вся карта Земли неминуемо и очень серьезно изменилась…

Недалеко с гулом обрушился большой кусок земли. Он оторвался и, как в замедленной съемке, стал сползать, а потом, набирая скорость, рухнул в пропасть. Отсюда следовало уходить. У краев провала не стоило рисковать в поисках устойчивой опоры. На глубину нескольких десятков метров земля состояла из пластов глины – лишь далее начиналось что-то иное, что я смог увидеть, перегибаясь через обрыв. Было очевидно: обрушения будут происходить постоянно. Еще один кусок земли зазмеился трещиной, и я с трепетом увидел, как она едва не достигла тех плит, из-под которых я выполз. Часть разрушенного дома стала съезжать, увлекая за собой груду из плит, исковерканных деревьев, мебели, человеческих останков. Я заметил, как взмахнули уже неживые руки в своем последнем полете… Такое будет продолжаться, пока не обнажатся более твердые породы, а до тех пор посещать этот район опасно… Я поспешно выбрался назад.

Это стало не единственным моим открытием. Во время поисков я однажды наткнулся на несколько вповалку лежавших тел, еще не до конца уничтоженных крысами и покрытых падавшими хлопьями. Зрелище это не то чтобы меня угнетало – я огрубел и почти игнорировал подобные вещи. Но на этот раз что-то меня заинтересовало, и я решил подойти поближе, чтобы рассмотреть увиденное более подробно. Приятного оказалось мало: объеденные полусгнившие тела, жуткий оскал – и, как обычно, пустые глазницы и черепа. Все уже знакомо, и все же я не мог отделаться от мысли, что что-то упустил. Я подошел еще ближе и, преодолевая подступившую тошноту, перевернул палкой одно из тел. На какое-то время я оцепенел, понимая, что вижу нечто такое, что может привидеться только в кошмарах… Такого вообще не может быть! Вернее – не могло быть раньше. Но сейчас…

Труп, перевернутый мною, лишь со спины походил на остальные. Он тоже подвергся нападению крыс, но и то, что осталось, впечатляло… Это уже не было человеком. А если и было совсем недавно – то успело измениться, и очень сильно. Я дрожащими руками достал бутылку с водой и, так и не сделав ни одного глотка, убрал обратно, хотя разом пересохшее горло требовало воды. Замутненное сознание вдруг прояснилось; зрение очень четко фиксировало увиденное, и я отдавал полный отчет в реальности происходящего.

Очень мощные руки, поросшие густыми рыжими волосами, заканчивались вроде бы обычными ладонями – но удлиненными, почти вдвое длиннее моих. Со средней фаланги пальцы продолжались массивными когтями, совершенно не похожими на просто отросшие ногти. Нет, это были именно когти, каждым из которых легко пробить грудную клетку обычного человека! Торс, также покрытый шерстью такого же оттенка, что и на руках, раздался вширь, на нем рельефно проступали бугры мышц. В резко выступавшей вперед челюсти торчали в мертвой ухмылке клыки, присущие скорее волку, чем человеку. Нос, распухший и приплюснутый, более напоминал собачий: такой же широкий, он занимал почти половину лица. Уши, острые и