В поисках прошлогоднего снега - Светлана Мосова

чего – не до Лизы («Что значит «где Лиза?» – а где все?!»), жизнь закрутилась как волчок, завыла голодным волком, спасайся, кто может, все врассыпную, рассредоточились, как в погоне (волки хватают отставшего, слабого), и вот на тебе – явились пыльные родственники из города Пыль барахлом распорядиться!.. А Лиза где?

Нет Лизы.

Что значит «нет», а где она?

Померла, в общем…

Что значит «в общем»?

И вот тут, конечно, возникли вопросы, но что уж теперь… Откопались лишь фотографии в тайничках Лизы – те самые фотографии, где Лиза невеста, а Серега жених – жених ряженый, да не суженый… И других секретов не нашли у Лизы – неужели и не было?!

Отжила Лиза…

Жизнь отбросила ее, как яблочный жмых, а в нем оказался ценный пектин, и его не хватило впоследствии, когда разом всех предали – поодиночке и скопом! – и неважны стали все эти изыски ума, и опротивели все эти сложности, и стали цениться простые вещи, коими так богата была простая душа Лизы… Не предал – друг. А предал – значит, не друг. Вот и вся правда.

«А помните, Лиза говорила?..» «А Лиза это любила…» «А Лиза…»

Лиза… Лиза… Лиза…

Лиза просто лезла из всех, прорастая, как цветок меж камней…

И жених Серега, светлый князь, прожил свою жизнь один в своей двухкомнатной квартирке, полученной благодаря тому фиктивному браку с Лизой, так и не найдя себе жены, – то ли равных не было (себе? Лизе?), то ли погряз в вопросах, на которых нет ответов (а у Лизы они были!)…

И чем дальше, больше вспоминал он о Лизе – и как гуляли они по парку, и как смотрела на него Лиза, и как смеялись они тогда – до сердечной боли (и что это за боль такая была?..) – он больше никогда не смеялся так, несмешливый был человек, бука, колючка, кактус…

Счастье должно быть своевременным, потому что все остальное – это уже несчастье.

В общем, прожила Лиза свою жизнь без вопросов, лишь один, быть может, единственный – и тот во взгляде, вопрос маленькой княгини, от которого пожизненно щемит сердце, если оно есть, конечно, и если оно человеческое: «Я вас всех любила и никому дурного не делала, и что вы со мною сделали?..»

А ничего не сделали.

Мало любили просто…

Рыбы и женщины

Пан Тимоха

Когда б вы знали, из какого сора…

Точнее, ссоры… страшной ссоры, жуткого скандала – вырос этот дивный цветок чешско-сибирского происхождения по имени Агнешка!..

– Это трогать не можно?

– Не можно. Ни в коем случае. Это борщевик. Ядовитый, как гад.

– Борщевик?

Действительно, почему – борщевик?! Что плохого, спрашивается, в борще? Название не несет информации об опасности. Налицо языковая ошибка, оплошность – надо было назвать его так: гадина зонтатая или еще как похуже. А то – борщевик: хватай и в борщ бросай, так, что ли?! Дезинформация. Вот, например, польский язык несет правильную информацию: «правдивка» – белый гриб. Лаконично, ласково, а главное – правда, правда! Так и сказано: правдивка, не лжа.

(А ведь мухомор гораздо красивее, как и всякая лжа, – правда, держит себя скромней, красотой не заманивает. Белый мы любим только за внутренний мир, за сущность, за доброту: кривой, хромой – неважно, любим! Потому что правдивка!)

– А в Бельгии ты собираешь грибы?

– Нет, в Бельгии их рвать не можно.

– И вы не едите грибов?

– Едим.

– А где же вы их берете?

– В магазине.

Ясно, грибы у них в супермаркете растут.

– А этот гриб добрый?

– Добрый, добрый, рви, солнышко… Нравится тебе наш лес?

– Байковатый! – восхищенно отвечает Агнешка.

– Байковатый? – повторяем мы, пробуя на вкус это новое слово.

– Сказочный, – переводит Тимофей.

Ну правильно: сказка, байка – байковатый.

И вот вам байка про Тимоху Удальцова – грибника, рыбака, художника, сибарита и бабника – в общем, человека чувствительного к красоте.

Байка о любви, разумеется, а о чем же еще. О любви, верности и предательстве – это все так фатально связано, увы…

Они учились в одном институте – сибиряк Тимоха и чешка Ганна, и роман их был гордостью кафедры, легендой кафедры, передавалось из уст в уста, как Тимоха увидел Ганну, как его закружило, завертело в вихре любви – в общем, или пан, или пропал.

И Тимоха стал паном. Кафедра благословила.

– Что пан Томаш желает? – привечали Тимоху на родине Ганны.

А пан Томаш ничего не желал, все было: молодость, любовь, вдохновение, чего ж вам боле?

А потом все рухнуло. Причем Ганна, по преданию, сама, чуть ли не за руку, привела свою беду в дом.

…Встретились они где-то в Сибири – как, что? – не знамо, интересны, конечно, подробности, но раны мы не тревожим, душу не бередим.

Чешка Ганна увидела чешку Ясю на троллейбусной остановке – душа узнала душу! – и Ганна привела Ясю в дом, познакомила с мужем…

Потом Яся приехала в Питер, к подруге Ганне, а Ганна, как на грех (иначе не скажешь!), накануне уехала в Чехию, причем срочно, не успев прибрать даже кофточку в шкаф – такая подробность. Но Тимоха, конечно, принял подругу жены, как не принять.

Вот и все. А через время Яся оповестила из Бельгии пана, что у него родилась дочка, звать Агнешка.

Кафедра была в ужасе, кафедра не простила.

Тимоха звонил в Брно, обрывал телефон, пытаясь объяснить ситуацию и ссылаясь на сложную штуку жизнь, – а чего объяснять-то?! – все ясно, и Ганна бросала трубку. Тимоха снова звонил, путаясь в словах – со словами вообще была беда, точнее, со знаками препинания, Тимоха не признавал их – ни запятых, ни точек. (А вот языком живописи, кстати, владел виртуозно: мысль излагал как по маслу, что называется.)

В общем, жизнь неожиданно предложила пану Тимохе жить в новых семейных обстоятельствах.

И Тимофей пытался.

Он мотанулся в Бельгию, но между ним и Ясей стояла Ганна, как между Ганной и им – Яся. Так они и стояли на пути друг друга, две женщины, две чешки, две подруги, смертельные враги, не давая жить друг другу, а заодно и Тимохе.

Тимоха чесал репу, примерял на себя заграницу – оказалось, жить невозможно: гриб не сорви – иди в супермаркет, рыбу не уди – иди туда же. И что прикажете делать в Бельгии рыбаку, грибнику и свободному художнику (в том числе и от денег)?

И как-то так получилось (а мы знаем –