Крысиная возня. Записки реабилитанта - Андрей В.

и даже стыдно. Спустя шесть месяцев мне снова нужно было посещать собрания по Итогам дня, которые я терпеть не мог. Больше всего, конечно, возмущало то, что опять все не по-моему.

Спустя некоторое время я уладил разногласия с А. Д., и он, ко всеобщему удивлению, предложил скрепить наши договоренности двусторонним договором. В итоге мы подписали бумагу, благодаря которой мне вернулись все привилегии. Так и не понял, для чего был нужен этот формализм. Его условиями было: я не говорю о своих проблемах с другими консультантами, выполняю все правила, не «морошу» на звонках. Я в свою очередь мог рассчитывать: на возврат особого положения, регулярные поездки к врачу, получение задания «2 Шаг» (который из-за этой заварушки я не получил, а это, в свою очередь, сбивало все сроки). Все эти пункты начали выполняться незамедлительно, и в душе у меня наступило смирение.

Но это было еще не все. До конца я А. Д. все равно не верил и временами его побаивался.

Все изменилось в апреле. Тогда произошло самое страшное событие, которое когда-либо может пережить человек, – у меня умерла мама.

И нужно было ехать домой на похороны. Конечно, возвращаться обратно я не собирался. Я вообще не представлял, как из дома можно было вернуться назад в этот ад. Что меня повезет Дмитрич, я узнал в последний момент, и это меня не обрадовало. Я сразу начал прикидывать в уме ситуации, которые могут возникнуть в этой поездке, и подозревать, что она будет нервной. Я сразу же ему заявил, что назад не вернусь, и от этого он рассвирепел. Но других вариантов не было, кроме как просто сесть в машину и поехать в Москву.

В первые минуты у меня возникла мысль: «А может, сначала выслушать брата? А потом решать, что делать дальше? Ведь осталось всего полтора месяца…» А спустя 100 километров мы с А. Д. уже стали сближаться. Через 250 остановились перекусить около Калуги. И часов через шесть были уже на месте с желанием друг другу доверять и даже ни разу не поругались.

Поговорив с братом около дома, я согласился с его сценарием: я проведу в реабилитации следующие полтора месяца. Не стоило в такой момент быть беспринципным эгоистом.

На обратном пути, на другой день, мы с А. Д. стали почти друзьями, и в следующие семь недель ни разу не поспорили и вели себя если не как друзья, то хотя бы как хорошие соседи. В конечном итоге я понял, что этот человек вовсе не такой, каким казался на первый взгляд, и всему виной были моя необъективность и предубежденность. И из поездки домой я возвращался уже не в ад.

Но, пожалуй, самой неоднозначной фигурой был Дима Г. Многие думали, что он дьявол.

Первый раз я его увидел день на второй, когда был еще в жутком похмелье. В первые дни разрешалось покурить на консультантском балконе. И так как голова у меня поднималась с трудом, в глаза мне сразу бросились его сандалии.

«Стильные сандалии», – подумал я. Они действительно были очень изящные, в древнегреческом стиле, из тонких полосок коричневой мягкой лаковой кожи. Сандалии были хорошие, а их обладатель мне показался плохим.

В тот момент ему было тридцать три года. Роста среднего, но очень худой – стопроцентная анорексия. Среднерусые аккуратно подстриженные волосы, большой нос. Он был похож на Павла Волю. Сразу же от него чувствовался какой-то дьявольский холод, не запах серы, конечно, но что-то дьявольское в нем все-таки было.

Схема у него была следующая: с самого начала человека нужно было мотивировать на выздоровление, а как еще мотивировать наркомана, кроме как кнутом. Такую штуку он проделывал со всеми. Нужно было рассказать человеку, какая он тварь, и непременно сделать это следовало при всех, так эффект был мощней. Поначалу я думал, что он просто садист. Но в его жестокости был тонкий расчет, основанный на опыте и, наверное, каком-то только ему свойственном зверином чутье. Человеком он был нервным, чересчур дерзким, и за словом в карман не лез. Иногда я удивлялся, как он не боится такое говорить, ведь люди-то здесь были тоже нервные, и за некоторые его слова ему вполне могло достаться, но он не боялся, а может, глубоко прятал свой страх. Порой он был как гепард в клетке, в эти моменты было понятно, что он чем-то разозлен. Ему постоянно мерещились заговоры – у него возникали навязчивые мысли, что консультантов время от времени кто-то сталкивает лбами, плетет интриги, жалуется. Это было мне действительно непонятно. Но что меня всегда в нем восхищало – это его реактивное мышление. Соображал он хорошо и мгновенно обескураживал оппонента нестандартным ответом. Нужно отметить, что голова у него была действительно светлая. Ко всем у него был свой персональный поход, и со своими подмониторными он работал эксклюзивно и уникально. Трусливого Сашу В. он кошмарил и «расчленял» на каждой своей смене, чтоб только при мысли о выпивке на свободе у того в душе возникал дикий ужас. Антона-повара он вообще не трогал. Настеньку гонял, ну с ней по-другому никак. В общем, процент выздоровления у подшефных Димы Г. был выше, чем у других.

Дима Г. стал возить меня к врачу после Александра Дмитрича и автоматически стал моим мониторным. Это была не очень радостная новость. Но я уже был на восьмом месяце, и сильно волноваться по этому поводу мне было не по рангу. В общем отношения с ним у меня были хорошие, до последнего месяца, когда произошла небольшая оказия, но об этом в главе «Конец». А потом мы пошли на мировую, но он еще долго это вспоминал, даже после моего отъезда. Когда Дима Г. находился в Центре, он надевал жестокую «маску потрошителя», а когда мы ездили в Брянск, становился нормальным, веселым и очень дружелюбным человеком. В общем, так я до конца и не понял, маньяк он или гений, но в итоге все сводилось к тому, что был он скорее гений, чем маньяк. Хотя и маньяк в нем тоже присутствовал.

Через девять месяцев пребывания в Центре про сотрудников не хотелось говорить ничего плохого. Да и работа у них была не сахар – под присмотром нужно было держать пятьдесят алкашей и наркоманов, которым никогда спокойно не жилось. Чего стоил хотя бы день звонков, когда всех нужно было успокоить, со всеми поговорить, а звонивших за день было не меньше тридцати.

А для чего они там работали, никто не знает. Может быть, для