Крысиная возня. Записки реабилитанта - Андрей В.

С ними мы проводили больше всего времени и знали их лучше всех. Консультантов было шесть – Кирилл, Паша, Саша П., Дима А., Дима Г. и Александр Дмитриевич. У первых пятерых возраст был от 24 до 35 лет. Старше всех был Александр Дмитриевич, ему было сорок два, и его все называли по имени и отчеству, да и вид его вызывал уважение и робость.

Консультанты и были самой реальной властью. Они всегда находились на работе и решали все насущные проблемы. Они имели неограниченные полномочия. Они могли: наказывать писаниной, ставить замечания, вводить дурацкие тренинги, выдавать проработки, кричать, орать, и вообще могли испортить настроение на ровном месте, если у них было такое желание. Первое время мне казалось, что все они творят беспредел, и от этого я их всех ненавидел.

Еще надо сказать о волонтерах. Это были «отставные» реабилитанты, которые стали относительно свободными людьми, – но они просто валялись в своих комнатах как морские котики, выезжали в город на группы АН и в магазин с позволения консультантов, поэтому останавливаться на них нет никакого смысла.

По степени доброты, человечности и контактности на первом месте был консультант Кирилл. Ему было 26. Высокий, спортивный, круглолицый веселый парень. Он стал моим первым мониторным. (Мониторный – это как участковый, он отвечает за своих.) Он мне понравился не сразу. Всех консультантов я считал вроде надсмотрщиков. Но общаться с ним мне нравилось все больше и больше. И даже говорил он как-то мягко и дружелюбно. Ему первому из консультантов я и решился прочитать книгу, а это дорогого стоит. Мне было интересно его мнение, и он был в восторге, а потом чтение вошло у нас в традицию. К Кириллу всегда можно было подойти по любому вопросу и получить помощь и поддержку.

Еще одним человеком из тех, кому я больше всего симпатизировал, был Дима А. Димон был тем человеком, с которым я начинал выздоравливать. Когда меня привезли, он был обычным реабилитантом, как и я, и к нему у меня сразу появилось доверие. Кстати, это его выписывали 1-го августа. Чем-то он напоминал мне моего старого друга по жизни Кочу. У Димы было три высших образования, и он умел ладить и управляться с людьми. А когда мне выдали внеочередное задание написать задание «Духовные принципы первого шага», я с надеждой попросил его стать моим наставником.

С Пашей первые восемь месяцев я общался мало. Ему тоже было около двадцати шести. Раньше он был тренером по фитнесу, наверное, для энергии и употреблял разные химические стимуляторы. Раскаченный, спортивный, милой наружности. Поэтому его так и называли: женский консультант, отбою от реабилитанток у него не было, все они хотели говорить только с ним. Человеком он был мягким, и на то, как Света Н. своими выкрутасами вытягивает ему душу, смотреть было больно.

Саша П. был самый молодой из них, и когда я приехал в Центр, он только стал волонтером. Он мне сразу не понравился из солидарности с Сашей Ж. Саша Ж. рассказал про него какую-то нехорошую историю, назвал стремлягой. Конечно, это была чистая предубежденность, так как я даже не знал Сашу П. Ему было двадцать четыре. Высокий, улыбчивый, веселый, с аккуратной бородкой. Поначалу контакта с ним у меня не было. Я считал его вредным типом. Ну как можно поставить в воскресенье фильм 54-го года «Республика ШКИД» или «Они сражались за родину»? И он постоянно выбирал подобное кино, а потом смеялся на перекурах над теми, кому оно не нравилось. Но потом я лучше начал понимать его суть, и он перестал мне казаться жестоким. И я понял, что он абсолютно беззлобный и вменяемый тип.

Самыми сложными были Александр Дмитриевич и Дима Г. И на них я остановлюсь поподробнее, так как эти люди могли существенно влиять на эмоциональное состояние несчастных реабилитантов.

Александр Дмитрич стал моим мониторным после Кирилла. Почти у всех был один мониторный на весь срок, а у меня они постоянно менялись.

Человеком он был сложным, и найти подход к нему было непросто. А одно время я даже думал, что это вообще невозможно. Мы с ним постоянно не ладили. Я считал его взбалмошным самодовольным самодуром. Он стал моим мониторным, когда начал возить меня в больницу на пунктирование колена. Мощный мужик, постоянно качающийся и пьющий протеин. Его жизненный опыт сразу бросался в глаза. Это был опыт разных жестких реабилитаций и противозаконной жизни. Он побывал в реабилитации, где ему специально сломали ногу, а потом заставили сидеть с гипсом на всех группах. Из всех консультантов он казался самым опасным. Ни с того ни с сего мог вспылить, наорать, а иногда, казалось мне, и ударить, поэтому я его до поры до времени опасался. Каждая наша поездка к врачу становилась испытанием для обоих. Главным образом из-за меня, конечно. Идея «продавить» освобождение через врача меня не оставляла. В какой-то момент я даже хотел передать с ним записку в правоохранительные органы, к счастью, такие дурные мысли посещали меня только во время первых поездок. Иногда во время наших вылазок мы неплохо ладили и непринужденно обсуждали разные насущные проблемы.

Однажды, после очередной поездки, отношения между нами и вовсе испортились. Я тогда дотошно попытался выяснить у врача все нюансы своего заболевания. Когда я вернулся, мне не давало покоя то, что он сказал. Я завелся и написал заявление о прерывании процесса реабилитации в связи с плохим состоянием здоровья. Это была не очень хорошая идея, так как это было уже второе заявление, и первое не принесло никакого результата, хотя в тот раз собрался целый консилиум из руководства, которое около часа обсуждало пути решения проблемы. А. Д. это очень не понравилось, и прямо на утреннем собрании он начал меня жестко «расчленять» за мое заявление. Но я не хотел проглатывать оскорбления и начал парировать. В шоке были все. Подобного крика тут не было давно, а некоторые такое видели вообще впервые. В итоге пришли все консультанты, и даже Антон Александрович стал нас успокаивать. Закончилось это не в мою пользу, так было всегда, всегда все заканчивалось в пользу консультантов. В итоге: куча замечаний, проработка, 7200 своеволий за две с половиной недели, а потом еще одно внеочередное задание – «Ребенок-царек». Да все бы было еще ничего, если бы не лишение меня особого положения: с 16:00 до 22:00 иметь возможность уходить к себе, не ходить на сложные объекты и на кухню на целый день. Это было обидно, досадно