Крысиная возня. Записки реабилитанта - Андрей В.

Последним, двенадцатым, было: «Другое важное». Под это подтягивали все, что оставалось. Это были: раздражительность, мнительность, пессимизм, мстительность, неумение слушать и всякая разная чепуха, дефекты характера, как говорили. Замеченному в подобном следовало проговорить свое состояние вслух или обратиться за опытом в проработке этого дефекта к кому он сам желает. Конечно, были и вопиющие случаи хамства или гордыни, которые доходили до консультантов, и те уже отдельно разбирались в таких случаях. Но порой эту статью разбирали с особым пристрастием с целью выявить договорняки, а за них уже жестоко наказывали, ибо это была хитрость.

В общем, из всего, что попадало на «доску», важного было процентов десять. А так как все наркоманы и алкаши – это хитрые приспособленцы, которые зачастую переворачивают все с ног на голову, частенько получалось: «битый не битого везет». Смех, да и только.

Да и все бы было ничего, если бы хоть одна душа точно понимала, как это работает. И даже консультанты, которые точно знали принцип работы этой «доски», не могли отладить этот механизм по причине того, что сами путались в хитросплетениях и парадоксах этого чуда света. В общем, и без «доски» было нельзя, и с ней проблем было столько, что порой ее отменяли на несколько дней вовсе, чтобы устроить перемирие и набраться сил перед новым боем.

Глава 24

Я

Неверно если выбрал путь,

С дорожки надобно свернуть.

А если видишь два путя,

Верти туда, где ждут тебя.

Пришло время мне рассказать о себе.

Зовут меня Андрей, родился я в 1976 году в большом подмосковном городе, почти в Москве. Я был нормальным, послушным ребенком. И хотя многие говорят, что зависимые люди зависимы с детства, я так не считаю.

С пяти лет я начал заниматься музыкой, играл сначала на блокфлейте, а потом на кларнете. Подавал надежды, но потом заленился и закончил музыкальную школу в пятом классе с большим трудом. Занятия музыкой не способствовали улучшению физической формы, и я стал увальнем, поэтому отец, недолго думая, отдал меня в биатлон. Буквально за полгода я набрал форму и стал первым в классе почти по всем спортивным дисциплинам. Все и всегда мне давалось легко, но довести до конца дела, которые я начинал, я не мог, главным образом из-за лени.

В школе я учился хорошо. А если мне ставили оценку, которая меня не устраивала, я единственный из всего класса шел договариваться с учителем. Это можно было сделать следующим образом: организовать, например, факультатив после уроков, на котором можно было исправить общий балл. Предприимчивостью и креативностью я отличался с детства.

Еще я всегда интересовался кулинарным искусством и любил готовить. Началось это в четыре года. Мама тогда болела воспалением легких, у нее была высокая температура, ей трудно было встать, и мне пришлось начистить и сварить картошку самому. То-то удивился отец, когда узнал об этом, придя с работы и сев за стол. С этого момента я и стал отсчитывать свой кулинарный стаж.

С дворовой шантрапой я не связывался, но в школе у меня было много друзей, а свободное время я любил проводить дома у телевизора. В моем детстве телевизионных каналов было не густо – всего четыре. Но в 80-е годы появились видеомагнитофоны, и кино стало моей страстью.

В старших классах я подружился с разбитными ребятами: Жориком, Шляпой, Кочей, Зитой, Салом… Они-то и стали моими первыми соупотребителями, как принято говорить в узких кругах. Нужно отметить, что они все курили, а я нет – не нравилось. Я никогда не старался уподобляться большинству, всегда любил выделяться и на все имел свое мнение.

Попробовал пиво я лет в четырнадцать. В холодильнике завалялась бутылочка «Жигулевского», про нее все забыли, и была она с осадком, потому что пиво тогда делали хорошее, оно было живое, нефильтрованное. Конечно, «Жигулевское» мне очень понравилось, но никакого кайфа я не заметил, просто было вкусно. Еще я любил порой отхлебнуть домашнего яблочного винца из двадцатилитровой бутыли с перчаткой (потом можно было долить воды, чтобы не заметили). В то время никому это не казалось чем-то экстраординарным. Конечно, и на дискотеку всегда нужно было прийти поддатым для смелости и куража. Да тогда это было даже модно. Кроме родителей и учителей нас никто не осуждал, а к ним мы не прислушивались.

Получил права я, когда мне еще не исполнилось восемнадцати. И сразу начал своевольно брать отцовскую «пятерку» из гаража. Тогда я не понимал, что это плохо, ведь все так делали.

Классе в одиннадцатом я попробовал «аксик» – так мы называли оксибутират натрия, он мне тоже сразу понравился. От него пропадала неуверенность и появлялась эйфория и кураж, а что еще нужно молодому парню. Травка мне не сильно нравилась, так как от нее ощущение жизни становилось даже тяжелей. Поначалу «аксик» я пил по одной-две ампулы для смелости, когда возил дружков (которые на нем уже сидели плотно) на точку к торговцам зельем. «Розовый» период продолжался долго, время от времени я выпивал пару ампул для куража, когда встречался с девушками, или рабочего драйва.

В Институт я поступил в 1993 году на факультет «Финансы и кредит» – тогда он считался модным, да и институт был неподалеку от дома. Институтские друзья в основном любили покурить травку, ну и я не отказывался.

В 1994 году в Москве и Подмосковье начался героиновый бум. Употребляющие тысячами вымирали в то время. Но меня героин миновал. В институте я учился хорошо, но все равно ленился.

В 1997 году меня взяли на службу в Налоговую полицию – образование позволяло, работа была рядом, да и в армию идти не хотелось. Тогда у меня начали появляться деньги, я начал пить больше «аксика», и мне это нравилось. «Розовый» период продолжался, и работа спорилась. Конечно, приходилось брать взятки, Борис Николаевич не мог обеспечить даже оперативные службы, которые «сидели на мешках с деньгами». Взятки – это риск, но их брали все, и это успокаивало. Пришлось, правда, три раза «влететь» за них, но даже из таких ситуаций я выходил при помощи все того же оксибутирата натрия, он стимулировал мозговую и разговорную деятельность. У меня сформировалось четкое убеждение, что он мне помогает – голова под ним мгновенно соображала, и язык тоже работал. Сначала я служил в Подмосковье, но потом перевелся в Московский отдел. Работать там мне очень