Социализм для джентльменов - Бернард Шоу

на поддержание всевозможных учреждений просто из потребности жить в согласии со своими соседями. Но заметьте себе, что принуждение, которое оказывает общественное мнение, приобретает свою силу, главным образом, благодаря тому, что весьма трудно добывать себе средство к существованию, не пользуясь почетной репутацией. При коммунизме можно не считаться с общественным мнением и не умирать из-за этого с голода. Кроме того, ни одного мгновения нельзя полагаться на общественное мнение, как на равномерно действующее принуждение, поступать справедливо. Его действие в практическом отношении безусловно произвольно и так же справедливо, как и несправедливо. Оно также враждебно относится к реформатору, как и к преступнику. Оно вешает анархистов и почитает динамитных королей. Оно настаивает на том, чтобы человек носил цилиндр и ходил в церковь, чтобы он венчался с той женщиной, с которой он живет, чтобы он верил в то, во что верят другие; и оно проводит эти предписания в достаточном количестве случаев без помощи закона; его тирания фактически гораздо тяжелее тирании закона. Но не существует такого истинного общественного мнения, что кто-нибудь должен зарабатывать свой хлеб, если он может получить его даром. И даже в действительности бывает совершенно наоборот: общественное мнение воспитано таким образом, что оно считает выполнение ежедневной физической работы обязанностью презираемых классов. Общее стремление направлено на то, чтобы скопить себе капитал и прекратить работать. И даже члены ученых сословий по своему положению стоят ниже независимого среднего поместного дворянства, которое называется так, потому что он свободен от личного труда.

Эти предрассудки распространены не только в высших и средних классах; они господствуют также и среди рабочих. Человек, работающий ежедневно девять часов, презирает человека, работающего ежедневно шестнадцать часов. Землевладелец может считать себя социально стоящим выше своего управляющего или своего врача, но он живет с ними гораздо более дружески, чем лавочник с ломовым извозчиком, машинист с носильщиком и кельнерша со служанкой. Почти можно сказать, что в этой стране, чем беднее человек, тем более он слаб; но когда мы спустимся еще ниже мы увидим, что люди до такой степени подавлены, что они уже не сохраняют достаточно самоуважения для снобизма, и таким образом в состоянии извлекать из своего ужасного положения известное чувство безответственности, назвать которое настоящей искренностью и свободой было бы насмешкой. В тот момент, когда вы вступаете в высшую атмосферу дохода в один фунт стерлингов в неделю, вы находите там полный расцвет зависти, сплетни, болтовни, скучной и неискренней формальности, мелочного стремления к чинам, преимуществам и званию. Очевидно, представление о том, что в бедности процветает добродетель было выдумано для того, чтобы убедить бедных в том, что на том свете они получат то, что они потеряли здесь.

По моему мнению, Кропоткин оценивает среднего человека слишком оптимистически, приписывая его антисоциализм давлению той негодной системы, от которой он страдает. Устраните это давление и человек будет думать правильно, говорит Кропоткин. Но если человек по природе своей действительно так же социален, как и общителен, то как могли вообще когда-либо возникнуть то угнетение и тот разврат, от которых он страдает? Могли ли бы когда-либо образоваться те учреждения собственности, которые нам известны в настоящее время, если бы почти каждый человек не стремился и не жаждал открыть и бесстыдно жить праздно за счет труда других людей и властвовать над ними, когда закон предоставлял им такую возможность? Допустим, что он морально не ответствен за несправедливость нашего современного распределения благ; что если бы он мог понять и предвидеть феномен хозяйственный прибыли он никогда не допустил бы частного присвоения земли и промышленных капиталов; что социалистическое движение является доказательством того, что теперь, когда он видит все ужасные последствия, он ищет средства для устранения их; что он добровольно платит массу подоходных налогов, чего он мог бы избежать, если бы хотел; допустим также, что четыре пятых населения действительно обыкновенно проявляют наибольший эгоизм, чему способствует существующий в настоящее время строй, и мы увидим, что общество при таком положении вещей не выдержало бы и шести недель. Поэтому мы можем претендовать на то, что мы лучше наших учреждений. Но тот факт, что для несоциального строя мы слишком хороши, вовсе не доказывает, что мы достаточно хороши для совершенного добровольного коммунистического строя. Следующий практический вопрос остается все еще нерешенным: на какое количество людей, воспитанных при нашем существующем строе, можно положиться, что они добросовестно будут платить за средства для своего существования, если они смогут безнаказанно получать таковые даром? Конечно, анархический коммунизм должен обанкротиться, если большая часть не будет платить.

Ответом на этот вопрос является то, что весь вред, против которого направлен анархизм, наносится людьми, которые пользуются учреждением собственности, чтобы совершать тот же грех, т. е. пользоваться средствами для существования, не зарабатывая их. Почему же можно сомневаться в том, что многие из них попытались бы злоупотреблять таким же образом анархическим коммунизмом. И на каком основании можно сомневаться в том, что общество, исчерпав все свои запасы хлеба, не бросит сейчас же на все четыре стороны свой анархизм и не прибегнет к сильной защите закона, чтобы заставить нарушителей порядка уплатить следуемые с них суммы, совершенно так же, как в настоящее время их самих заставляют платить подоходный налог? Итак, я указываю моим коммунистическим-анархическим друзьям на то, что коммунизм требует или принудительной работы или же социальной нравственности, достигнуть которой, как показывают недостатки существующего общества, нам пока не удалось. Я не отрицаю возможности, в конце концов, достигнуть подобной или какой-либо другой степени состояния общественной совести: но я утверждаю, что для этого нужно пройти через переходную систему, которая, вместо того, чтобы давать человеку новые возможности не трудясь получать средства к существованию, совершенно уничтожит эти возможности и отучить нас от привычки считать эту аномалию возможной, не говоря уже о том, чтобы считать ее почетной.

Не следует думать, что те экономические затруднения, которые я считал опасными для индивидуалистического анархизма, совершенно устраняются коммунизмом. Во всяком случае, если бы весь хлеб и весь уголь в стране был бы собран в один общий запас, из которого каждый мог бы брать, не платя непосредственно, столько, сколько ему понадобиться и тогда, когда ему это захочется, тогда никто бы уже не мог извлекать выгоды из того факта, что некоторые земельные участки и некоторые угольные копи лучше других. И если бы каждый имел право без билета войти в вагон и ехать куда ему заблагорассудится, то никто уже не мог бы представить себе в чем заключается разница между железнодорожном сообщении от Charing Gross и до Mansion