Социализм для джентльменов - Бернард Шоу

предмета возросли с 162/3 процента на 100 процентов. Это является объяснением того почему статистики имеют возможность доказывать повышение вознаграждения за труд и понижение цен на продукты, не смотря на то, что, по всей вероятности, рабочих никогда так ужасно не эксплуатировали, как в настоящее время. Рабочий, получающий еженедельно на пять шиллингов больше, чем его отец и платящий там три пенса, где его отцу приходилось платить шесть, забывает, что та часть его трех пенсов, которая достается тунеядцам, может быть гораздо больше той части, которая отсчитывалась от тех двух трехпенсовых монет, которые ему приходилось уплачивать раньше.

Так как сельскохозяйственная промышленность типична для всякой промышленности, то теперь будет понятно, что цена повышается не потому, что начинают обрабатывать плохую землю, а что потому начинают обрабатывать плохую землю, что цена повышается. Или же, чтобы выразиться иначе: цена на товар повышается не потому, что на его производство затрачивается много труда, а потому и затрачивается на его производство много труда, что повышается цена. В действительности товар имеет уже цену раньше, чем его изготовляют; мы изготовляем его так, чтобы получить за него известную цену; и мы не можем ее просто изменить тем, что мы будем тратить на производство данного товара больше или меньше труда. Естественно, что рабочий стремится к тому, чтобы труд являлся мерилом цены, и чтобы справедливым вознаграждением за труд являлся продукт этого труда; но первое чему он должен научиться из политической экономии это то, что при системе конкуренции труд не является мерилом цены и никогда не может быть таковым. И только когда прогресс социализма заменить основанное на конкуренции производство и распределение, побуждающим стимулом которых является личная жадность, коллективным производством и распределением, имеющими своим стимулом честную игру, цена труда и товаров будет представлять их действительную стоимость.

Таким образом мы видим, что «всеобщей конкуренции» не удается уничтожить прибыли, пока землевладение находится в руках конкурирующих собственников, которые ограждены в их частном праве собственности на то, что они получают от своих различных владений. И «великий принцип, выставленный Адамом Смитом» и формулированный Джосия Уорреном следующим образом: «издержки являются естественной границей цены» оказывается на практике – так как в действительности цена является границей издержек – ложным способом выражения того факта, что при анархизме та маленькая часть общего, добра, которая производится при наименее благоприятных обстоятельств должна по меньшей мере покрывать свои расходы, тогда как все остальное должно приносить прибавочную ценность, которая была бы ничем иным, как прибылью, присваиваемой частным лицом под маской анархизма.

Мы видим также, что такая фраза, как «естественным вознаграждением за труд является продукт этого труда», вводит нас в заблуждение, так как труд не может непосредственно создавать средств для пропитания за исключением того случая, когда объектом труда являются вещества природы и когда труд поддерживается силами природы, находящимися вне власти человека; и никакой законодатель не сможет никогда решить вопроса, какую часть жатвы с крестьянской земли следует отнести на счет работы лошадей, какую на счет работы пахаря и какую на счет работы химика в его лаборатории. И во всяком случае меновая стоимость продукта никоим образом не зависит от того количества труда, которое затрачено на его производство, а единственно и исключительно от господствующего в обществе спроса на этот продукт. Хозяйственная проблема социализма заключается в справедливом распределении прибавочной стоимости, которую спрос сообщил известным частям общего продукта. А так как индивидуалистическому анархизму не только не удается это распределение, но он даже намеренно допускает частное присвоение, то он и является отрицанием социализма и действительным антисоциализмом, который возведен на такую степень, на какую вообще его смеет возводить умственно нормальный человек.

Коммунистический анархизм

«Государственный социализм и анархизм», – говорит Туккер, – «построены на двух принципах, история борьбы которых по своему значению почти что равна истории мира с первого появления человека, и все промежуточные партии, включая, и ту, которая поддерживает существующее общество, покоятся на компромиссе между обоими принципами». Этими принципами являются авторитеты, как государственно-социалистический принцип, и свобода, как анархический принцип. Государственный социализм поэтому определяется как «учение, согласно которому всеми делами людей должно заведовать правительство не заботясь, о желаниях отдельных лиц, тогда как анархизм является учением,» «согласно которому все дела людей должны управляться индивидуумами или добровольными союзами и государство должно быть уничтожено».

Теперь большинство революционеров должно будет согласиться с тем, что в развитии их политических воззрений была такая стадия, когда приведенное выше утверждение, по-видимому, соответствовало, лежащим перед ними альтернативам. Но когда индивидуалистическому анархисту приходится применять свой принцип на практике, он, как мы уже видели, неизбежно приходит к программе Туккера, которая гласит следующим образом: «должна существовать всеобщая конкуренция среди пользующихся собственников, которые подчинены лишь одному моральному закону, заключающемуся в том, чтобы заботиться о своих собственных делах».

Как только принцип выражен в определенной форме, так политико-экономист начинает исследовать это действие на распределение благ: и ему не трудно уличить его в том, что он допускает существовании привилегий, монополии, партийности, несправедливых косвенных налогов и всего того, что совершению не вяжется с анархизмом. Но этот неожиданный оборот нисколько не примиряет анархиста с государственным социализмом, несмотря на то, что он разрушает его экономическую программу. Он изменяет его взгляд только в одном пункте. Пока его экономическая программа удовлетворяла его, он довольствовался тем признанием, что государственный социализм является единственно возможной альтернативой наряду с индивидуалистическим анархизмом; он даже придавал этому значение, так как его отвращение к государственно-социалистической альтернативе являлось сильной побудительной причиной для принятия другой альтернативы. Но в тот момент, когда становится очевидным, что ни одна из них не может уничтожить прибыли, индивидуалистический анархист, лишенный того мира мечты, в котором он жил, ищет tertium quid или третью систему, которая могла бы собирать прибыль страны и справедливо распределяет ее и могла бы предотвратить то, чтобы учреждения, занимающиеся этим распределением приобретали тираническую власть правительства такого рода, который нам уже известна. В настоящее время мир имеет две таких системы: коммунизм и социал-демократию. Правда, не существует анархической социал-демократии, но зато существует анархический коммунизм или коммунистический анархизм. Конечно, Туккер не признает коммунистического анархиста вообще за анархиста: он энергично отвергает коммунизм, как крайнее отрицание истинного анархизма и не желает признавать никакой логической точки равновесия между совершенным государственным социализмом и совершенным индивидуалистическим анархизмом. Но к чему настаивать на том, чтобы кто-нибудь занимал такую логическую точку равновесия? Мы все охотно указываем на то, что в каждом данном случае существуют только два таких верных пункта, из которых один является пунктом согласия с нами самими, а другой – невероятно высокой степени глупости. Для цели данной