Социализм для джентльменов - Бернард Шоу
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Главное затруднение при критической оценке Кропоткина заключается в том факте, что его коммунизм, поскольку он касается распределения общенеобходимых продуктов труда, в конце концов, пригоден и удобен, тогда как индивидуализм Туккера в той же области невозможен. Даже при самой совершенной социал-демократии без коммунизма мы все же продолжали бы жить как свиньи с той только разницей, что каждая свинья получала бы свою часть корма. Как ни высок может казаться этот идеал тому, кто самодовольно принимает настоящий социальный строй, все-таки он недостаточен для того, чтобы удовлетворить чело зека с хорошо развитым социальным инстинктом. До тех пор пока масса работы будет уходить на то, чтобы взвешивать и отмерять какая часть от того или другого продукта приходится на долю каждого, заработавшего ее – пока придется следить, шпионить, принимать полицейские меры и применять наказания для того, чтобы какой-нибудь Том не сел крошки хлеба больше, а какой-нибудь Дик не получил на ложку меньше молока, чем ему приходится по его предъявительному листу, до тех пор различие между не социализмом и социализмом будет лишь различием между ненаучным и научным свинством. Мне бы не хотелось слишком низко оценивать величину этого различия. Пока мы свиньи, мы хотим, по крайней мере, быть хорошо откормленными, здоровыми, взаимно полезными свиньями, а не свиньями такого сорта, какой мы представляем собой в настоящее время. Но мы не будем иметь никакого достаточного основания гордиться нашим человеческим достоинством, пока самопроизвольно не установится справедливое распределение хлеба и рыбы и пока не будут устранены дорого стоящие усилия, установить законное распределение, как бы справедливо оно ни было.
Я, со своей стороны, стремлюсь к такому состоянию общества, при котором мне не придется обременять себя кучей медных монет и тратить время на то, чтобы производить запутанные арифметические вычисления с кондукторами омнибусов, капельдинерами, лавочниками и другими излишними лицами раньше, чем я смогу получить то, что мне нужно. Я стремлюсь к тому, чтобы жить в такой общине, которая, по крайней мере, в состоянии в среднем определить, какое количество работы я должен совершать, чтобы иметь право удовлетворять мои обычные потребности и доставлять себе такие удовольствия в жизни, которые мне необходимы. Сколько неудобства устраняется при посредстве такого соглашения можно видеть из того удивительного факта, что только специалисты по социологии отдают себе отчет в тех многочисленных случаях, когда мы, как раз вследствие бессмыслицы другой альтернативы, принуждены усвоить себе подобное соглашение. Большинство людей скажет, что коммунизм в этой стране известен, как фантастический проект, защищаемый кучкой идиотов. И если они поплетутся по общему мосту, вдоль по общей набережной, при свете общих уличных фонарей, которые светят праведным и неправедным, вверх по общей улице, к общему Трафалгар-Сквэру и осмелятся там только намекнуть, что коммунизм хотя бы одно мгновение может быть терпим в цивилизованной стране, то их сейчас же схватит полисмен и потащит в общую тюрьму [Написано в период 1887 -92 г., когда Трафалгар охранялся от общественных собраний при помощи насильственных мер].
Если таким людям дать понять, что распространение коммунизма на добывание средств к существованию не заключает в себе никакого нового принципа против того коммунистического освещения улиц, которое они допускают, то они будут очень поражены. Вместо того, чтобы представить себе, как коммунист стучит в дверь общественного хлебника, и берет себе столько хлеба, сколько ему нужно (сборщик податей представляет счет в конце каждого полугодия), они представляют себе, как он с шумом вламывается в дом своего соседа и тащит у него хлеб со стола на основании того принципа: «Это также принадлежит мне, как и тебе», – хотя этот же принцип в той форме, что «это принадлежит так же тебе, как и мне» является таким же острым орудием против грабителя.! Фактически средний англичанин только ‘ тогда в состоянии понять коммунизм, когда его толкуют, как такое положение вещей, при котором все уплачивается из налога, а налоги уплачиваются выполнением работы.
И даже и в этом случае он иногда спросит: «Ну, а как же будет обстоять дело с умственной работой» и будет критиковать вообще социализм, как это делает новичок.
Но коммунистический анархист может задуматься над таким определением анархизма, которое я дал только что, так как ясно, что если должны при таком строе существовать налоги и подати, то должна существовать и власть, которая могла бы их взимать. Я указываю на то, что если какой-нибудь предмет, например хлеб, коммунизируется, т. е. я подразумеваю под этим словом такое положение вещей, при котором происходит ежедневное общественное распределение хлеба на каждый дом, причем это распределение должен удовлетворять каждого и каждый должен иметь право принимать в этом участие, не прося об этом и не платя за это, то тогда земля должна обрабатываться, мельницы должны работать и пекарь должен трудиться для того, чтобы поддерживать доставку хлеба. Такое распределение не встречает больших затруднений, чем теперешнее положение вещей; но первое условие для решения вопроса, как оплачивать это предприятие, заключается в том, чтобы каждый потребитель хлеба вносил такую часть, которая необходима для изготовления потребляемого им хлеба.
Во всяком случае необходимо платить или же заставлять платить за себя другого. Коммунизм удешевит хлеб, сохранит издержки на измерение и вес, на чеканку монет, на бухгалтерию, на приказчиков, полицейских, нищих и устранит и другие расходы частного владения; но он не устранит совершенно издержек на хлеб, на его сохранение и распределение. Предположим, что общество доросло до того, что оно добровольно работает сообща и тщательно организует земледельческую мукомольную и пекарную промышленности для изготовления хлеба; но каким образом в этом случае добровольные работники получают от потребителей ту сумму, которую они затрачивают на эту операцию? Если им будет дано право взимать свои расходы с публики и при этом добиваться удовлетворения своих требований наказаниями или арестом неплательщиков, то их организация превратиться сейчас же в государственный департамент, который повышает налоги для общественных целей; и коммунизм доставки хлеба будет иметь так же мало общего с анархизмом, как и наше теперешнее коммунистическое освещение улиц. Пока подати не будут уплачиваться добровольно, пока потребителю хлеба не будет предоставлено право платит ь или не платить, не подвергаясь за это никакому другому наказанию, кроме упреков собственной совести и упреков со стороны своих соседей, анархический идеал не будет достигнут. Но укоры совести и общественного мнения нельзя оценивать низко.
Миллионы мужчин и женщин, жертвуют без всякого законного принуждения
