Пикассо. Иностранец. Жизнь во Франции, 1900–1973 - Анни Коэн-Солаль

не знаем, и сейчас это не имеет значения. Слева от модели – два глиняных кувшина и часть стола. Лицо отвернуто, мы видим только ухо, шею, плечо, обнаженные грудь и живот. Левая рука девушки держит приспущенную до талии белую сорочку с упавшей бретелькой. И еще множество картин в этом же стиле, по которым заметно, что он пробовал работать в упрощенной манере: «Лежащая обнаженная» (Reclining Nude), «Два юноши» (Two Youths), «Крестьяне» (Peasants), «Обнаженный мальчик» (Nude Boy), «Девочка с козой» (Girl with a Goat), «Подростки» (Teenagers), «Расчесывание волос» (The Hairstyle), «Стоящая обнаженная женщина» (Standing Female Nude), «Туалет» (La Toilette). И в этой же манере он создает суровый, исполненный достоинства портрет Хосепа Фонтдевилы «Посмертная маска» (Death Mask) – работа, которую можно считать открытием, где отсутствуют «эмоции, выражения, чувства, детали, где личность персонажа невозможно определить»{194}.

Нет ничего удивительного в том, что, сосредоточив взгляд исключительно на своем внутреннем мире, уединившись в своем пиренейском заточении, в «стране свободных людей», Пикассо сумел найти эстетические решения для создания своей собственной новой современной стилистики.

В августе того же года Пикассо записал в своем маленьком блокноте этнографа короткую фразу, которая пришла к нему, как внезапное осознание: «Я тенор, который берет на ноту выше, чем написано в партитуре!» Теперь он был точно убежден в своей способности возглавить авангард. Он с честью прошел свою инициацию в деревне под горой Педрафорка и больше не испытывал ни малейших сомнений в своей гениальности. Можно было возвращаться назад, в Париж… Отправив срочное письмо Энрику Казановасу, в котором он просил друга никому (и особенно матери) не рассказывать о его решении возвращаться во Францию, он отправился в обратный путь, следуя по маршруту, прописанному в записной книжке: «Госоль, Валлве, Пучсерда, Акс, Париж… мул, дилижанс, автомобиль, поезд».

Сегодня создается впечатление, будто Пикассо никогда и не покидал Госоль. Помимо того, что здесь есть Центр Пикассо, жители деревни называют именем Пикассо дорогу, по которой он возвращался в Париж, и улицу, где находится гостиница «Кэл Тампанада». А когда местные семьи сидят вместе на скамейках на площади Пласа Майор, в центре которой стоит скульптура, созданная по мотивам картины Пикассо «Женщина с хлебами» (Woman with Loaves), они словно наблюдают за историей собственной деревни глазами художника. И уж тем более когда на уличном параде «Гигантов и большеголовых» во время деревенского праздника в толпе появляется персонаж в маске Пикассо, у всех складывается полное ощущение, что художник вернулся в Госоль…

Торжества 2018 года по случаю Фестиваля Грасия плавно подходили к концу. Где-то в половине второго ночи на площади Пласа Майор начался традиционный бал, на котором девушки в шалях и эспадрильях танцевали сардану, взмахивая своими длинными юбками и держа левую руку на плече партнера, а правую – в его левой ладони. А в качестве завершающего аккорда после сумасшедших четырех дней фестиваля в деревне устроили волшебный шабаш ведьм. Веселая, шумная процессия несколько часов подряд бродила по крутым узким улочкам Госоля, танцевала, кружилась, пела под бой барабанов, и тысячи сверкающих фейерверков с шипением взрывались в ночном небе.

15

Визит мировых лидеров в «Бато-Лавуар»

Только когда президент Макрон отпраздновал во Франции столетие Компьенского перемирия 1918 года[60], я осознала, насколько же разителен разрыв между приемом, оказанным Пикассо, когда он впервые приехал в Париж, будучи молодым иностранным художником, и отношением к нему сегодня, когда он стал значимым и известным мастером, завоевавшим всемирное признание.

Музей д'Орсе, суббота, 10 ноября 2018 года. Накануне крупномасштабного празднования очередной годовщины первого Компьенского перемирия шестьдесят мировых лидеров, официально приглашенных французским правительством в Париж, собрались здесь, в музее, на выставке «Пикассо. Голубое и розовое», чтобы посмотреть на шедевры мастера. При входе посетителей встречает молодая женщина, специально прибывшая из Соединенных Штатов. Ее правая ладонь поднята, словно своим жестом она останавливает посетителей, а левая рука, в которой она держит веер, немного опущена. Эта таинственная, бесстрастная, надменная дама будто сошла с картины художника «Женщина с веером» (Woman with a Fan, 1905) и защищает триста выставленных здесь произведений Пикассо.

Сама по себе выставка – настоящее чудо, демонстрация силы, впечатляющее событие. В залах один за другим появляются люди Пикассо – те, с кем он общался с 1900 по 1906 год в бедных богемных кварталах Парижа: безвкусно одетые карлицы; наркоманки с остекленевшими взглядами и одурманенными ухмылками; старушки, набросившиеся на еду, словно голодные собаки; одинокие, истощенные девушки; измученные работой гладильщицы со сгорбленными спинами; матери, устало волокущие за собой тощих детей; бледные проститутки, избитые, в синяках, продрогшие до костей и вынужденные носить специальные шляпы в знак своего ремесла; дамы, слоняющиеся ночами по барам; улетевшие в свои грезы любители абсента – все они в голубых тонах, точно тени, слабые и замученные жизнью, «влажные и синие, как глубины бездны», по точному определению Гийома Аполлинера. А следом за всеми этими женщинами-тенями шествует процессия в розово-красных тонах: бродячие артисты, элегантные и гибкие, с отстраненными взглядами; клоуны и Арлекины; юная акробатка, опасно балансирующая на мяче; прирученная ворона; выдрессированная обезьяна.

Высокие гости приехали в Париж, чтобы говорить о миллионах погибших людей и обсуждать вопросы мира, патриотизма, необходимости некой гибридной формы правления перед нависшей угрозой новой войны. Но удастся ли им оценить значение этой выставки? Кто из этих шестидесяти лидеров прочтет документы и письма, выставленные в зале № 12? Кто поймет смысл увеличенного черно-белого снимка, занимающего всю стену в центральном коридоре? Кто узнает в жалком, кишащем блохами, убогом строении, запечатленном на снимке, трущобы «Бато-Лавуара», в которых Пикассо создавал свои работы? Кто будет интересоваться этим ветхим общежитием с единственным краном, обеспечивающим питьевой водой жильцов более тридцати студий, обосновавшихся на склоне Монмартра? Кто установит связь с пожаром в Марселе, всего за несколько дней до открытия этой выставки унесшим десять человеческих жизней и уничтожившим одну из таких же трущоб? Кто, в конце концов, почувствует всю иронию этого визита?

На самом деле эти шедевры, столь высоко оцененные сегодня, казались совсем другими во Франции 1901 года, когда шеф полиции Рукье использовал их в качестве улик против молодого Пикассо-«злоумышленника», «иностранца и анархиста под наблюдением». Но кто из сегодняшних высоких гостей, приехавших в музей д'Орсе на выставку мастера, уловит современные отголоски тех давних проблем, с которыми художник столкнулся во французском обществе, отмеченном социальной и политической напряженностью после разгула анархистов в конце XIX века? Разве те позорные преследования Пикассо, когда на него навешивали клеймо «иностранца», не перекликаются с