Пикассо. Иностранец. Жизнь во Франции, 1900–1973 - Анни Коэн-Солаль

и еще один его друг – врач Хасинт Ревентос. Все трое произносили название этой деревни как заклинание. У Энрика там был дом, Хасинт отправлял туда своих пациентов. Они описали эту деревню в горной лощине как идеальное место, где Пикассо смог бы спокойно работать и, возможно, найти выход из тупика.

Писем в тот период он писал мало, возложив все заботы об общении с миром на Фернанду Оливье. Сам же за перо брался в исключительных случаях. «Здесь я работаю так, как научил меня Бог и как умею только я», – признавался он Лео Стайну. Пару раз он написал несколько строк Энрику Казановасу с просьбой прислать ему «боеприпасы» (бумагу и инструменты для работы с деревом). Он спешил – и это означало, что все его друзья должны были следовать его темпу. «Не мог бы ты срочно прислать мне двадцать листов бумаги “Энгр”[59] в картонном тубусе? – спрашивал он у Энрика. – Я израсходовал все, что привез из Барселоны. Прости, что пишу тебе об этом, но ты единственный, к кому я могу обратиться с этой просьбой. Считай, что я твой должник. Напиши, выслать ли тебе сейчас деньги или я смогу отдать их, когда мы встретимся. Только отвечай честно. До сих пор здесь было довольно холодно, но сегодня стало теплее, светит солнце, и нет дождя»{174}.

Фернанде Оливье и до знакомства с Пикассо было трудно обрести опору в этом мире, а рядом с ним жизнь для нее стала еще бо́льшим испытанием. В течение десяти лет быть для него музой, любимой женщиной, компаньонкой, другом – нелегкая работа. Но Фернанда обладала большим терпением и выносливостью. Позже она опишет, чего ей стоило проехать двадцать семь с лишним километров на муле из Гвардиола-де-Берга по труднодоступным горным тропам Ками-Реала, нагруженной собственными чемоданами, принадлежностями для рисования Пикассо (свернутыми холстами и кистями с отломанными ручками для экономии места), с маленькой собачкой, которую ей недавно подарили. Это была настоящая пытка! У нее так сильно кружилась голова, что она всю дорогу ехала с закрытыми глазами, чтобы не упасть в обморок. «Здесь невыносимо холодно… и дождь льет не переставая. Иногда он идет так долго, что деревня утопает в воде… И даже более храбрые люди, чем я, были бы напуганы громом, когда в этих высоких горах начинается гроза. Этот гром отзывается чудовищным эхом! И это меня страшно пугает! – писала она Аполлинеру. – Но зато какой здесь пейзаж!.. Горы впереди, горы позади, горы справа, горы слева, и мы между всеми этими горами… В этом местечке нет ни кондитерской, ни пекарни, ни галантерейного магазина – нет ничего-ничего! В табачной лавке невозможно купить никаких марок… и бо́льшую часть времени сам табачник пропадает в поле, а его магазин закрыт»{175}.

Пикассо не обращал внимания ни на штормы, ни на грозы. И головокружения от путешествия вверх по горе Педрафорка он не испытывал. Для него это все было источником вдохновения. Фернанда Оливье описывала Пикассо в этот период как «жизнерадостного, счастливого искателя, взобравшегося на гору выше облаков»{176}. В гостинице «Кэл Тампанада», окна которой выходили на Пласа Майор, Пикассо работал в своей комнате на втором этаже, служившей спальней и мастерской, или в обеденном зале, сидя за большим столом рядом с импозантным девяностотрехлетним хозяином гостиницы Хосепом Фонтдевилой. Художник рисовал в маленьком блокноте или на больших листах бумаги «Энгр», на холстах или досках. Еще он играл в карты с местными жителями – мастеровыми, пастухами и фермерами-скотоводами, которые знали, как выгодно продать свой вьючный скот в Сео-де-Уржель. Или общался со стригалями, тоже хорошо разбиравшимися в своем деле, путешествующими по всей Каталонии, виртуозно стригшими овец и отправлявшими шерсть на прядильные фабрики. Пока Фернанда хандрила, Пикассо расцветал.

За свои двадцать четыре года он уже немало покочевал по Пиренейскому полуострову, поэтому пребывание в Госоле было ему не в тягость. Находясь в центре собственного созвездия, между несколькими мирами (андалузским, галисийским, каталонским, кастильским, французским), он легко адаптировался в новом климате и новых культурах. В этом ему помогал его талант, который день ото дня проявлялся все ярче. В Госоле был его первый опыт жизни в высокогорье на территории, известной «своей бурной историей и первобытной жестокостью… Если вообще можно вести речь о пиренейской цивилизации»{177}. Описывая в письмах к друзьям свое пристанище, Пикассо каждый раз экстравагантно преувеличивал высоту гор, на которых обосновался. «Мы находимся на высоте пяти тысяч метров и полностью окружены снегом и солнечным светом»{178}, – писал он Аполлинеру. Через несколько дней, в письме Стайну, вершина горы становилась еще круче: «Дорогой друг Стайн! Здесь я нахожусь на высоте – точно не скажу, – но определенно, это несколько миллионов метров над уровнем моря»{179}.

Чтобы по достоинству оценить лето, которое Пикассо провел в 1906 году в Госоле, туда нужно приехать. Добраться до деревни можно по небольшой зигзагообразной дороге, которая пересекает с запада на восток Кади-Мойшеро, грозную горную крепость, расположенную на высоте двух с половиной тысяч метров. Но независимо от того, отправитесь ли вы туда со стороны Сео-де-Уржель и Хоса-де-Кади или из Пучсерды и Сальдеса, вам придется проехать несколько деревень – Туиксент, Соррибес-де-ла-Ванса, Корнеллана, Форнольс и Адраен, возвышающихся на головокружительной высоте над стеной крутых гор.

Оказавшись в Госоле, научи́тесь правильно произносить его название (тоническое ударение на первом слоге, фонетическое раскрытие первого о, каталонское преобразование s в z, «Го-соль»). Ознакомьтесь с расположенными на северном склоне богатыми жилищами, защищенными высокими каменными стенами, и с более скромными строениями, расположенными на южном склоне. Осмотрите церковную колокольню, соседствующую с горой Педрафорка. По утрам ее красиво освещает солнце, а во второй половине дня живописно обволакивают облака. Эта гора, наряду с Монсеррат («христианской» горой), одна из самых таинственных и мифических вершин каталонских Пиренеев. Но Педрафорка (местные жители называют ее Эль-Педра) остается языческой горой. Вероятно, поэтому, когда вы на нее смотрите, вас захватывают возвышенные чувства. И Пикассо, несомненно, вдохновлялся этим величественным видом, когда изображал Педрафорку за спиной Фернанды или позади проходящей мимо деревенской женщины, несущей вязанку хвороста. Если хотите проникнуться атмосферой этой чарующей местности, вам нужно пережить те ужасающие ночные штормы и громы за окном, которые когда-то повергали в панику Фернанду Оливье. Так же как она когда-то, спрятавшись за плотно запертыми дверями и ставнями, усыпить себя жалкой иллюзией, что вы защищены от стихии. Пережить ночь и дождаться утра, чтобы поделиться с друзьями эмоциями, по силе сравнимыми с теми, какие испытали