Маленький содом - Георгий Стаматов

Артисты в недоумении переглянулись, удивленные тем, что их труппа привлекла чье-то внимание еще до первого концерта.

   —  Кто же пел?

Певец, исполнявший арию Риголетто, не назвал себя.

   —  Синьор Джиованни,— говорит антрепренер,— по- видимому, господину понравился ваш голос, а вы не отвечаете!

Синьор Джиованни улыбается, делает несколько шагов в сторону Пьетро.

Маэстро впился в него глазами: молодой, статный, широкоплечий, приятное лицо, задумчивые глаза, держится скромно, костюм еще скромнее.

   —  Синьор Джиованни, доставьте мне удовольствие, повторите арию,— попросил Пьетро и, обернувшись к антрепренеру, добавил: — Я заплачу за потерянное время, можете не сомневаться.

Антрепренер сделался любезным, артисты также. Профессору пододвинули стул. Музыканты заняли свои места. Джиованни вышел на сцену и запел. Пьетро забыл, где он находится, забыл, что попал в таверну, где скандалы бывают чаще, чем концерты, и уже не замечал ни рваных декораций, ни стоптанных башмаков Джиованни, ни его поношенного костюма. Он весь ушел в прошлое и слышал не Джиованни — нет, а своего Луиджи. Но не того Луиджи, что царил на сцене, избалованный антрепренерами, публикой, женщинами,— нет! Пьетро слушал его впервые в крохотной роли, когда еще никто не видел в Луиджи — Луиджи, а он, Пьетро, открыл и показал миру новую звезду.

Джиованни допел арию.

   —  Господин директор,— проговорил Пьетро,— синьор Джиованни сейчас свободен, не правда ли? Мне хотелось бы сказать ему несколько слов.

   —  Эта просьба удивила и антрепренера и артистов, но всего больше изумился сам Джиованни. Пожалуйста,— ответил антрепренер,— но мы снова будем репетировать сразу же после обеда, а у синьора Джиованни несколько номеров.

   — Я никогда, никого ничего не прошу делать даром, коллега,— ответил Пьетро и вынул свою визитную карточку.

Антрепренер взял ее, прочел, и глаза его округлились.

ПЬЕТРО ДАЛБИАНИ Артист Неаполитанской оперы

   —  Синьор Пьетро Далбиани! — вскричал антрепренер.— Какая честь! Какое счастье! Простите, маэстро, но мы знали вас только по фотографиям, в гриме и костюмах.

   —  Я беру ложу на сегодняшний вечер,— проговорил Пьетро и подал директору несколько ассигнаций.

   —  О маэстро, это слишком много!

   —  Ничего, ничего, коллега.

   —  Вы разрешите указать в афишах, что маэстро будет присутствовать на вечернем концерте?

Но Пьетро не слушал его. Он простился и ушел вместе с Джиованни.

Они вышли на улицу и направились в новую часть города. Вот и дом профессора. Вошли в гостиную, меблированную богато, но строго. Повсюду здесь висели портреты артистов и артисток, а над фортепиано, в большой раме,— портрет Луиджи. Джиованни застенчиво оглядывался по сторонам.

Вскоре состоялось испытание. Сначала Джиованни стеснялся, но мало-помалу овладел собой. Исполняя чужую мелодию, он пел свою песню, пронизанную тоской о прошлом, озаренную мечтами о неизвестном будущем. Он преобразился. Его заплатанные башмаки и потрепанный костюм как бы перестали существовать. Это был не Джиованни, это был артист на сцене, в новой роли новой оперы, герой-певец, поющий у врат жизни.

Пьетро, серьезный, сосредоточенный, внимательно слушал. Какая сила!.. Полнота!.. Точность!.. Чистота!.. Нежность!.. Тембр!.. А регистр!..

Более двух часов мучил Пьетро певца. Джиованни устал, да и проголодался. Давно уже его терзал голод, а тут где-то совсем рядом жарилось мясо, и запах его раздражал обоняние.

Но вот испытание кончилось.

   —  Лаура,—проговорил Пьетро,— поставьте второй прибор, синьор Джиованни будет обедать со мною.

Для Джиованни это был первый листик его лавров.

«Синьор Джиованни будет обедать со мною»,— как приятно звучит эта фраза...

Сели за стол. Суп, жаркое с картофелем, салат, вино, фрукты, минеральная вода «Анжелика». Прислуживала Лаура, кормилица Пьетро. Ее высохшее лицо, словно обтянутое пергаментом, вся ее фигура казались олицетворением дряхлой, давно отжившей старости... Но в этой тихой, уютной комнате, занятая обеденными хлопотами, старушка была ему милее петрарковой Лауры. Пьетро налил вина себе и Джиованни, чокнулся с ним и сказал:

   —  Помните об Орсини!

Джиованни улыбнулся. Но не фраза эта вызвала у него улыбку, а приятная теплота в желудке, особенно от вина — тонкого, легкого, пьянящего. Он неохотно встал из-за стола, когда Пьетро пригласил его в гостиную. Подали кофе. Пьетро расспрашивал Джиованни о его жизни, говорил о музыке, об артистах, о Луиджи, о Милане.

   —  Значит, вы заключили контракт с антрепренером?

   —  Да.

   —  Покажите.

Джиованни достал из кармана сложенный лист бумаги.

Пьетро прочитал документ.

   —  Итак, если вы уйдете из труппы, не предупредив антрепренера за месяц, вы уплатите ему тысячу лир?

   —  Да.

   —  В таком случае антрепренер заработает тысячу лир и потеряет вас!

И Пьетро разорвал контракт.

Джиованни пришел в ужас.

   —  Синьор, что вы делаете?

   —  Отныне синьор Джиованни — ученик синьора Пьетро.

Джиованни невольно встал и, пораженный, устремил глаза на Пьетро.

   —  Маэстро! Возможно ли это?

На глазах его выступили слезы.

   —  Успокойтесь, синьор Джиованни, мы начинаем великое дело. От вас зависит довести его до конца. Терпение и труд! У вас дар божий. Это много, очень много, но это еще не все. Вам нужна школа, школа и школа. Отрекитесь от всего ради своего голоса — и тогда над Италией взойдет новое светило. Помните, Джиованни: великий артист — это царь толпы, владыка человеческих сердец, но он раб своего таланта. А теперь идем!

Джиованни почувствовал себя как в сказке из «Тысячи и одной ночи», с ним происходило что-то необычайное.

Они подошли к оперному театру.

«Неужели?..» — с трепетом и благоговением подумал Джиованни. Они миновали театр, свернули на другую улицу и остановились перед магазином готового платья. Вошли.

   —  Выбирайте, синьор Джиованни, — предложил Пьетро.

Джиованни взглянул на него в недоумении. Юноша и не подозревал, чго костюм его давно уже никуда не годится. «Неужели я плохо одет?—думал он.— Ведь я — артист труппы известного баса маэстро Кастанелли, где примадонной сама синьора Саркатти!»

Но Пьетро настоял на своем, и Джиованни выбрал себе костюм по сезону. Обойдя еще несколько магазинов, они вернулись домой.

Модный, элегантный костюм, галстук небесно-голубого цвета, мягкая шляпа, изящные желтые ботинки, тонкая тросточка, перчатки.

Лаура узнала его не сразу. Но ее не удивили ни приглашение юноши к обеду, ни его метаморфоза. Если это сделал Пьетро, значит так и должно быть. И Джиованни уже стал для нее своим человеком.

Немного погодя пришел Пьетро, и маэстро с учеником поехали кататься.

Сидя рядом со знаменитостью, Джиованни вдруг испугался. Ему показалось, будто все это сон и вот-вот чья-то невидимая рука схватит его за шиворот и вышвырнет из экипажа на мостовую, и тогда маэстро исчезнет, а он, Джиованни,