Столб словесного огня. Стихотворения и поэмы. Том 1 - Анатолий Гейнцельман

ВСПЯТЬ

Из чрева матери иду я крошкиВо чрево Матери моей большой:Когда закроются души окошки,Сольюсь я снова с Вечностью душой.

Мать­крошку потерял я на дорожке,Когда я был еще всему чужой,Когда искал я, как улиток рожки,След Боженькин меж звездной порошой.

Теперь, устав, ползу как раки вспять,Чтобы вернуться в крошечный мирок,Где всё как будто бы я мог понять,

Где не свирепствовал холодный рок,Где верил я еще в Природу­Мать,Где был ее малюсенький пророк.

СТЕНА

Слева джунгла, справа райский сад.Посредине белая стена.На стене гледичий палисад.Песнь змеиная из них слышна,

Скрежетанье, вопли, – сущий ад.Ты идешь по ней совсем однаИ срубаешь тернии подряд.Змеи сыпятся, как из рядна.

Долго так идешь ты, день и ночь.Нет меня, но чувствую я жуть.И хотел бы чем­нибудь помочь…

Но стене пришел конец. Как ртуть,Звезды блещут... Дольше жить невмочь…Ангелы тебя в Эдем несут.

СЕСТРА

Сегодня ночью вдруг вошла сестра,В небытия исчезнувшая сад.Стройней лебяжьего она пера,Небесно­голубой на ней наряд.

Шифр на груди. Вечерняя заряВ глазах, что так задумчиво глядят.– Нам лодку нашу оснастить пора,На море тысячи поют наяд…

Я так устала попусту лежать,И скоро кости выбросят мои…Сними свинцовую с меня печать,

Комочки глины мокрые сними!Я ни отца там не нашла, ни мать...Скорее парус белый подними! –

ПОДНОЖНЫЙ МИР

Люблю я неба крышку гробовую,Алмазною усеянную пылью,Люблю кладбищенскую в мраке тую,Напоминающую мне Севилью,

Люблю крылатых Ангелов статуи,Стоящие над пролетевшей былью,Но страшно мне в туманность золотуюГлядеть через метелочку ковылью.

И поневоле смотришь в лабиринтПодножный, где трудятся муравьи,Иль на вьюнка зеленый, цепкий винт,

Иль на жучка, сосущего цветы,И вместе с ним пьешь вечности абсинтИ ювелирные прядешь мечты.

СМЕРТЬ ФАВНА

Я постарел совсем недавно:С полгода лишь тому назад,Когда убил седого фавна,Испрыгавшего райский сад.

Я позабыл, что в жизни главно:Козлиный обрести наряд,И рожки вырастить забавно,И прыгать через палисад.

Когда же я присел, как идол,Скрестивши руки на груди,Себя я с головою выдал,

И жизнь исчезла впереди.Осталась смертная обидаИ глаз сурового Судьи.

ПАРЫ

В мозгу моем космический туман,Сияют звезды, мечутся кометы,И я злорадствую, как Ариман,И бесполезные даю советы

Своей душе, увидевшей обманИ жаждущей найти себе просветы.Но всюду из воды торчит кайман,В кромешной тьме жонглируют поэты

Давным­давно увядшими словами,Не выражающими ничего.И я лежу, окутанный парами,

И всё вокруг меня мертвым­мертво.И чайки бьются в паруса крылами,И распято на мачте божество.

ПОЛУНОЩНАЯ

Ночь. Над мертвыми лампадаТеплится, как звездный глаз.Спящего не видно ада:За окошком свет погас.

Вижу трепетные рукиЯ на желтом одеяле.Жизни всей умолкли звуки,Как в операционном зале.

Мы в кладбищенской капеллеБудто бы лежим давно,Только сердце в тощем телеБьется, как комар в окно.

Я молюся по­латыни,Бог внимает мне в тени,Все мои со мной святыни, –И уходят в вечность дни.

Временами страх ледяныйСердце, как клешней, сожмет,Но я стих слагаю пряный, –И проходит в сердце гнет.

Я вздохну, и Ангел спящийГлянет на меня со сна,Мир начнется настоящий,Вечность синяя видна.

Этот сумрак полуночный,Эти вещие глазаВыше жизни лоскуточной,В них бессмертия слеза.

Перед мертвыми лампадаТихо теплится в тиши,Ничего уж мне не надо,Кроме бдения души!1950

КРИК В НОЧИ

В груди моей узлы кровавых змей,В мозгу моем классический камей,В ногах моих чистилища шипы,И я считаю с мукою стопыСвоих в железо кованных стихов,Но не хватает мне уже верхов.И чаще всё ползу я по низамИ предаюсь печали и слезам.О, Ангел Божий, принеси ГраальИ утоли навек мою печаль.Я думал, что спастись могу и сам,И часто я не верил небесам:Пугали звездные меня нули,И спозаранку сжег я корабли.Я инфузория, – и океанНе слышит мой мучительный пеан!

ВИДЕНИЕ

          Блестит асфальт, а на асфальте лужи,И мелкий дождь в них каплет, как алмаз,Но с лужами и с дождиком я дружен.          Ведь я не только честный богомаз:Я мир люблю любовию ФранцискаИ от деталей прихожу в экстаз.          Другие все без солнечного дискаПопрятались под черными зонтами,А я, в дожде косом не видя риска,          Стою над лужей с тихими мечтами,Глядя на блеск, глядя на преломленья,Глядя на лик свой, как глядел Гаутами.          Как хороши на луже отраженьяБезлиственных кораллов спящих лип:Как вены голубые привиденья,          Как черный, притаившийся полип,Как кружево портретов древних в Прадо.И ни малейший не мешает скрип.          Всё нереально, ничего не надо,Ни слов уже, ни солнца, ни кистей!Я – опьяненная теперь менада,          Я – кружево задымленных ветвейВ великолепном в луже отраженьи, –И так хотелось бы до крайних дней          Запечатлеться в суетном мгновеньи.

НИЛЬСКАЯ ФАНТАЗИЯ

          Зыбилась рожь. Порхали мотыльки.И жаворонки пели в небесах.Синели меж колосьев васильки.          И было равновесье на весахДуши: ни зла господства, ни добра,И тайны все сокрылись в камышах.          Но не было и нас уже: с утраВремен мы сладко спали в пирамидеЗа изваяньем истукана Ра.          И души лишь в совсем незримом видеВитали меж колосьев золотых,Как мотыльки, что спали в хризалиде.          И слышался веков печальный стих...Но вдруг вблизи раздались чьи­то стоны,И шелест золотых колосьев стих.          И косарей нагих на желтом склонеУзрели мы с цепями на ногах,Под свист бичей работавших в полоне:          И выжжено тавро на их плечах.Как в пирамидное всё было время,Исчезнувшее уж давно в веках.          Тисками охватило будто темяОт всколыхнувшихся внезапно дум, –И предпочли небытия мы бремя,          Где никакой не страшен уж самум.

РАЗДВОЕНИЕ

          Я выхожу по временам из телаИ на себя гляжу со стороны,Как в зеркало глядят, когда нет дела.          И страшны мне потертые штаны,И выцветшая, смятая рубаха,И разлохмаченные седины,          И облик весь, от скуки и от страхаНапоминающий засохший гриб.И кажется мне, что давно уж плаха          Приять должна б того, кто так погибВ бездействии, как этот человекС глазами вяленых на солнце рыб.          И он мне всех противнее калекИ торжествующих чертей Энзора:Ведь я классический по духу грек,          И чужды мне Содомы и Гоморра.Но я устал от сотни хризалид,Устал от материального позора!          И всё же это мне сужденный вид,И я вернусь под шутовскую маску,В объятия суровых Немезид,          Чтоб досказать таинственную сказкуВ железной вязи дантовских терцин.Я заслужил лазури вечной ласку,          Низверженный я Божий Серафим!

ПАСТУХ