Родная старина - В. Сиповский

Со времени Грозного объявление службы без «мест» встречается все чаще и чаще. В последние годы царствования Алексея Михайловича это уже вошло в обычай; теперь оставалось только раз навсегда обратить обычай в закон. Это и сделано было при Феодоре Алексеевиче. Из именитых бояр в то время самым видным по уму и образованным был молодой князь Василий Васильевич Голицын. Ему указал государь ведать ратные дела и поручено было с несколькими лицами, выборными из военного люда, обсудить, какие перемены надо сделать в военном строе, чтобы поднять его, а то «неприятели показали новые в ратных делах вымыслы», и потому «надобно сделать в государских ратях рассмотрение и лучшее устроение, чтобы иметь им в воинские времена против неприятелей пристойную осторожность и охранение и чтобы прежде бывшее воинское устроение, которое показалось на боях неприбыльно, переменить на лучшее».

Выборные нашли, что служилых людей надо расписать по ротам (как в иноземных отрядах); в ротмистры и поручики назначить из стольников, дворян и проч., чтоб были между собой без мест и без подбора, в каком чине великий государь укажет, и затем просили государя:

«Для совершенной в ратных, посольских и всяких делах прибыли и лучшего устроения указал бы великий государь всем боярам, окольничим, думным и ближним людям и всем чинам быть на Москве в приказах и полках у ратных, посольских и всяких дел и в городах между собою без мест, где кому великий государь укажет, и вперед никому ни с кем разрядом и местами не считаться, разрядные случаи и места оставить и искоренить, чтобы вперед от тех случаев в ратных и всяких делах помешки не было».

Это челобитье выборных людей Голицын доложил государю. 12 января 1682 г. назначено было «чрезвычайное сидение» с боярами; были приглашены патриарх, архиереи и некоторые игумены монастырей. Когда было прочтено челобитье, начал говорить царь и между прочим так выразился о местничестве:

– Злокозненный плевосеятель и супостат общий – дьявол, видя от такого славного ратоборства христианским народам тишину и мирное устроение, а неприятелям христианским озлобление и искоренение, всеял в незлобивые сердца славных ратоборцев «местные» случаи, от которых в прежние времена в ратных, посольских и всяких делах происходила великая пагуба, а ратным людям от неприятелей великое умаление.

Далее, указав еще на вред местничества, государь, выражая намерение уничтожить его, привел примеры деда своего и отца, которые уже тяготились им, и заключил вопросом:

– По нынешнему ли выборных людей челобитию всем разрядам и чинам быть без места или по-прежнему быть с местами?

В ответ на это патриарх с большим укором отнесся к местничеству, от которого, по его словам, «аки от источника горчайшего вся злая и Богу зело мерзкая и всем нашим царственным делам ко вредительству происходило». В заключение патриарх сказал:

– Аз же и со всем освященным собором не имеем никоея же достойные похвалы принести великому царскому намерению за премудрое ваше царское благоволение.

Бояре, окольничие и все бывшие в думе согласились с патриархом и просили государя уничтожить местничество, от которого чинились «великие нестроения, разрушения, неприятелям радования, а между ними (русскими ратными людьми) богопротивное дело – великие продолжительные вражды».

После этого государь велел принести разрядные книги и сказал:

– Для совершенного искоренения и вечного забвения все эти просьбы о случаях и записки о местах изволяем предать огню, чтоб злоба эта совершенно погибла и вперед не поминалась и соблазна бы и претыкания никто никакого не имел.

Затем царь потребовал, чтобы все, у кого есть разрядные книги и записи, прислали бы их для сожжения, «и с этих пор быть всем между собою без мест, и впредь никому ни с кем никакими прежними случаями не считаться и никого не укорять, и никому ни над кем не возноситься».

Все присутствовавшие в ответ на это воскликнули:

– Да погибнет в огне оное богоненавистное, враждотворное, братоненавистное и любовь отгоняющее местничество и вперед да не воспомянется вовеки!

В дворцовых передних сенях развели огонь, и разрядные книги запылали. Когда дали знать государю, что они сожжены, патриарх обратился к членам думы и сказал:

– Начатое и совершенное дело впредь соблюдайте крепко и нерушимо, а если кто впредь оному делу воспрекословит, тот бойся тяжкого церковного запрещения и государского гнева, как преобидник царского повеления и презиратель нашего благословения.

В ответ все воскликнули: «Да будет так!»

Никто из бояр и не подумал отстаивать местничество. Это и понятно. Все понимали нелепость укоренившегося обычая, тяготились им. Боярские роды так разрослись и спутались, что часто очень трудно было с точностью разобраться, кто кого родовитее. Конечно, нередко и лица, спорившие о старшинстве, сознавали, что они подвергаются опасности ошибиться и понести за то всю тяжесть государевой опалы. Но при всем том никто из бояр в отдельности, дорожа своей родовой честью, не хотел отступить от нелепого обычая. Теперь же, когда уничтожение этого обычая, тягостного для всех, исходило от высшей власти, – всем оставалось только порадоваться.

Царь, довольный тем, что так легко, без всякого отпора удалось уничтожить застарелое зло, объявил, что в разрядном приказе вместо прежних разрядных местнических книг будет заведена родословная книга, где будут записаны на память боярские роды и службы служилых людей. Всем дозволялось держать у себя такие родословные книги, но с этих пор при назначении на разные должности они не принимались в расчет.

Хотя местничество было уничтожено, но все-таки знатные лица пользовались особенными отличиями: бояре, окольничие и думные люди могли, например, ездить в каретах и санях на двух лошадях, в праздничные дни на четырех, а на свадьбах даже на шести; другие же ниже стоящие лица (спальники, стольники, дворяне) зимою имели право ездить в санях на одной лошади, а летом верхом. Также при дворе давались некоторые преимущества знатным; но все это нисколько не мешало давать ход и возвышать на службе людей вовсе не родовитых, но способных.

Церковные дела и просвещение

Раскол быстро разрастался. Расколоучители, убежденные в правоте своей, увлекали за собой темный люд. Скрываясь от преследований правительства, ревнители старой веры устраивали тайные скиты: леса внутренних русских областей, костромские, брянские, керженские, наполнялись раскольниками; Северное Поморье тоже сделалось раскольничьим приютом; отсюда раскол расходился по Новгородской и Псковской областям и начинал уже распадаться на разные толки. На юге раскол распространялся среди донских казаков, на севере – в отдаленной Сибири.

Суровые меры правительства усиливались: главные заводчики раскола – Аввакум, Феодор, Лазарь и Епифаний – погибли на кострах. Но это еще более воспламеняло ревнителей старины: они видели в пострадавших святых мучеников за правую веру, а в гонителях – ненавистных, жестоких слуг антихриста, попиравших святую старину. Пострадать за веру, погибнуть за нее огненною смертью стало заветной целью для многих, – явились самосжигатели…

Московский собор 1681 г. постановил усилить розыски раскольников, запретил продажу раскольничьих сочинений и старых книг, учредил строгий надзор над домовыми церквами, молельнями, скитами и часовнями, где часто раскольники совершали богослужение по-своему. Стали закрывать подобные часовни и молельни; это в глазах темного народа казалось прямым гонением на веру. Как ни сильно было правительство, но оно оказывалось немощным в борьбе с расколом: с этим нравственным недугом нельзя было бороться обыкновенною силою, необходимо было духовное оружие, а его-то и недоставало правительству.

При Феодоре Алексеевиче утихла церковная смута в Малороссии, где со времени присоединения ее к Москве поднялась было большая неурядица в церковном управлении.

Киевские митрополиты (Сильвестр Коссов и Дионисий Болобан) вовсе не желали подчиниться Московскому патриарху; им хотелось сохранить полную независимость, считаясь только по имени под властью византийского патриарха. Даже Мстиславский епископ Мефодий, на которого было возложено управление Западнорусской церковью, перешел на сторону польско-шляхетской партии, несмотря на то что своим положением обязан был Москве. У него нашлись единомышленники из черного духовенства, которые решительно объявили, что они не подчинятся митрополиту, посвященному в Москве… Мефодий кончил тем, что попался в заключение за свою измену… Церковное управление в Малороссии на некоторое время распалось: западной частью управлял Иосиф, приверженец польско-шляхетской стороны, а восточной, не желавшей ему подчиниться, – епископ черниговский Лазарь Баранович.

Церковь Покрова в Филях. Современный вид