Родная старина - В. Сиповский

– Отнюдь тому не бывать!.. Хотя вели, государь, казнить меня смертью, Нащокин передо мною человек молодой и неродословный.

На этот раз ослушник, по родовым понятиям, был прав, и потому ослушание не имело для него особенно печальных последствий. Если же случалось, что упрямец, оказавшись по сыску неправым, продолжал упорствовать, то он подвергался, по усмотрению государя, суровому наказанию: долгому заключению в тюрьму, битью батогами, лишению поместий и ссылке в Сибирь.

Сверх того, совершался любопытный обряд «выдачи головою» виновного его противнику за бесчестие. Обряд этот, по рассказу Котошихина, производился таким образом. Тот, кому выдавали головой виновного, в назначенный день должен был быть дома и ждать своего обидчика. Отсылался же он с дьяком или подьячим; пристава, взяв его за руки, вели по городу, а на лошадь садиться не давали (пешком идти для боярина считалось уже унижением). Когда же приводили во двор к обиженному боярину, то ставили приведенного у нижнего крыльца, и дьяк или подьячий приказывал известить о своем приходе хозяина. Когда тот выходил на крыльцо, дьяк говорил ему:

– Великий государь указал и бояре приговорили того человека, который с тобой быти не хотел, за его боярское бесчестие отвесть к тебе головой!

В ответ на это боярин, которому государь оказывал такую честь, кланялся и приказывал отпустить противника своего домой, причем ему не позволялось сесть во дворе на коня.

В. В. Голицын. Гравюра. XIX в.

Нередко случалось, по замечанию Котошихина, что выдаваемый головою, идучи от царского двора до двора своего противника, и даже стоя перед ним, «лает и бесчестит его всякою бранью, а тот за его злые, лайчивые слова ничего не чинит и не смеет, потому что того человека присылает царь за его бесчестье, желая почтить оскорбленного боярина, а не для того, чтобы посланный подвергся побоям или увечью». Если бы это случилось, то виновный в насилии понес бы двойное наказание, потому что он своим поступком оскорбляет не своего противника, а как бы самого царя.

Дьяка или подьячего, производившего выдачу головой, боярин, почтенный царской милостью, щедро одаривал подарками, а на другой день ехал благодарить самого государя.

Местничество сказывалось не только при получении служебных мест, но во всех возможных случаях: в заседании думы, за царским столом, в процессиях. В думе, по словам Котошихина, думные люди «садятся по роду своему и по чести, кто кого честнее породою, а не по тому, кто кого старее в чине; так что пожалует царь, например, какого-нибудь родовитого человека, хотя бы и молодого, в думные бояре, он в тот же день «по своей породе» займет в думе место выше, т. е. ближе к царю, чем многие бояре, престарелые и заслуженные, но менее родовитые. Так же садятся и за царским столом. Царские родичи по жене часто у царя за обедом не бывают, потому что им ниже других бояр сидеть стыдно, а выше не могут, потому что породою не высоки».

Забавные случаи происходили иногда за царским столом. Станут рассаживаться приглашенные по местам, и случится кому-нибудь сидеть ниже лица, с которым он породою равен или даже честнее… Тут уж и царская милость – не в милость! И вот опасающийся учинить поруху своему роду под разными предлогами старается уклониться от стола, просит царя отпустить его домой или в гости, и царь отпускает. А если как-нибудь проведает, что кто-либо просится обманом, не желая сидеть ниже другого, такому велит остаться и сидеть за столом, под кем придется; но тот не садится, бьет челом царю, чтоб он не бесчестил его, что «род его с тем родом, под которым велят сидеть, не бывал». Царь приказывает насильно посадить ослушника, а он посадить себя не дает, и того, ниже которого приходится сидеть, «бесчестит и лает». Когда же его посадят силою, он не сидит, выбивается из-за стола вон; его не пускают и уговаривают не гневить царя, а он кричит:

– Хотя царь велит мне голову отсечь, мне под тем не сидеть!

И спустится под стол. Тогда царь прикажет его вывести вон, послать в тюрьму или до указу «к себе на очи пускать не велит»; а после того за то ослушание отнимается у ослушника честь, боярство или окольничество и думное дворянство.

Постоянные местнические споры очень тяготили правительство; приходилось для решения их разбираться в запутанных родословных, наводить справки в разрядных книгах, рассматривать местнические дела в Боярской думе. Местничество начало уже проявляться и среди близких родичей; так, в 1652 г. князь Григорий Ромодановский бил челом на племянника своего князя Юрия, что ему с ним быть невместно. «Он мне в роду и в равенстве», – заявлял он; а князь Юрий жаловался на дядю: «Хотя он мне по родству – дядя, но можно ему со мною быть, потому что у отца своего он осьмой сын, а я у своего отца первый сын, и дед мой отцу его большой брат». Дело дошло до того, что и дьяки стали местничаться: дьяк одного приказа не хотел сидеть ниже другого дьяка, так как считал свой приказ выше того, где служил второй. Много неурядиц в делах проистекало от местничества; но нигде так не вредило оно, как в военном деле; приходилось назначать военачальников не по уму, а по роду; случалось, что начальствующие лица не ладили между собой из-за места и больше думали о своих родовых счетах, чем о пользе дела, а на войне более, чем где-либо, требуется единодушие… Правда, у государей было средство обходить родовую спесь: они объявляли в известных случаях, что «боярам быть без мест»; это значило, что высшей властью устранялись на этот раз какие бы то ни было родовые счеты, и что подчинение начальникам никакого бесчестия роду подчиненных не наносило, и первые даже не имели права в будущем ссылаться на свое преимущество над последними в этом случае.

Со времени Грозного объявление службы без «мест» встречается все чаще и чаще. В последние годы царствования Алексея Михайловича это уже вошло в обычай; теперь оставалось только раз навсегда обратить обычай в закон. Это и сделано было при Феодоре Алексеевиче. Из именитых бояр в то время самым видным по уму и образованным был молодой князь Василий Васильевич Голицын. Ему указал государь ведать ратные дела и поручено было с несколькими лицами, выборными из военного люда, обсудить, какие перемены надо сделать в военном строе, чтобы поднять его, а то «неприятели показали новые в ратных делах вымыслы», и потому «надобно сделать в государских ратях рассмотрение и лучшее устроение, чтобы иметь им в воинские времена против неприятелей пристойную осторожность и охранение и чтобы прежде бывшее воинское устроение, которое показалось на боях неприбыльно, переменить на лучшее».

Выборные нашли, что служилых людей надо расписать по ротам (как в иноземных отрядах); в ротмистры и поручики назначить из стольников, дворян и проч., чтоб были между собой без мест и без подбора, в каком чине великий государь укажет, и затем просили государя:

«Для совершенной в ратных, посольских и всяких делах прибыли и лучшего устроения указал бы великий государь всем боярам, окольничим, думным и ближним людям и всем чинам быть на Москве в приказах и полках у ратных, посольских и всяких дел и в городах между собою без мест, где кому великий государь укажет, и вперед никому ни с кем разрядом и местами не считаться, разрядные случаи и места оставить и искоренить, чтобы вперед от тех случаев в ратных и всяких делах помешки не было».

Это челобитье выборных людей Голицын доложил государю. 12 января 1682 г. назначено было «чрезвычайное сидение» с боярами; были приглашены патриарх, архиереи и некоторые игумены монастырей. Когда было прочтено челобитье, начал говорить царь и между прочим так выразился о местничестве:

– Злокозненный плевосеятель и супостат общий – дьявол, видя от такого славного ратоборства христианским народам тишину и мирное устроение, а неприятелям христианским озлобление и искоренение, всеял в незлобивые сердца славных ратоборцев «местные» случаи, от которых в прежние времена в ратных, посольских и всяких делах происходила великая пагуба, а ратным людям от неприятелей великое умаление.

Далее, указав еще на вред местничества, государь, выражая намерение уничтожить его, привел примеры деда своего и отца, которые уже тяготились им, и заключил вопросом:

– По нынешнему ли выборных людей челобитию всем разрядам и чинам быть без места или по-прежнему быть с местами?

В ответ на это патриарх с большим укором отнесся к местничеству, от которого, по его словам, «аки от источника горчайшего вся злая и Богу зело мерзкая и всем нашим царственным делам ко вредительству происходило». В заключение патриарх сказал:

– Аз же и со всем освященным собором не имеем никоея же достойные похвалы принести великому царскому намерению за премудрое ваше царское благоволение.

Бояре, окольничие и все бывшие в думе согласились с патриархом и просили государя уничтожить местничество, от которого чинились «великие нестроения, разрушения, неприятелям радования, а между ними (русскими ратными людьми) богопротивное дело – великие продолжительные вражды».