Ижицы на сюртуке из снов: книжная пятилетка - Александр Владимирович Чанцев
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Если говорить об эстетических и стилистических полюсах, которые мне близки, то это, наверное, минимализм (как намеренная скудость выразительных средств, избегание всякого рода избыточности, цветистости), некая общая стилистическая сдержанность. Чтобы не было «ярко», не люблю этого. «Яркие метафоры» и прочее вот это вот всё (здесь должно быть какое-нибудь неприличное слово).
«Русский дзен» – да, мне нравится такое определение. Пусть будет так.
Как в «Жизни Арсеньева»: «А проснувшись, остался лежать, как лежал, глядя напротив, в окно, на ровный белый свет зимнего дня и чувствуя редкое спокойствие, редкую трезвость ума и души и какую-то малость, простоту всего окружающего». А кто тебе – с, возможно, сильно удаленными эстетическими или стилистическими интенциями – близок из пишущих сейчас? Кого ты читал запойно в последнее время и кого берешь прочесть «в горе и радости»?
Из эстетически близких – Анатолий Гаврилов (наверное, мой любимый писатель из ныне живущих), Андрей Левкин, Данила Давыдов, Игорь Лёвшин, Николай Байтов, Сергей Соколовский. Из эстетически дальних я бы выделил Романа Сенчина. Его роман «Елтышевы» – выдающийся текст, по самому строгому гамбургскому счету. Вообще, Сенчин, при всей своей неброской манере «серым по серому», как мне кажется, гораздо шире и больше, чем «посконный» реализм. Большой писатель, очень его люблю. Очень нравится то, что делает Александр Снегирёв – нравится как-то по-человечески, то есть, просто приятно и интересно читать. И есть уверенность, что ныне написанное – это только начало, а дальше будет круче.
Но вообще это для меня всегда очень сложный вопрос – потом, когда интервью оказывается опубликованным, я понимаю, что не упомянул многих, просто забыл.
Ты работаешь не только с прозой, но со стихами и, в последнее время, активно с драматургией. Не могу не спросить про «Человека из Подольска», которого так хорошо поставили в Театре.док, и «Сережа очень тупой» (где герой живет на той же улице, что и я). Как там отличаются средства выражения, что театр дал тебе нового, что ты нашел в нем?
Драматургия – это для меня возможность написать что-то, во-первых, сюжетное, а во-вторых, про людей. Все, что было до этого (в прозе), было бессюжетным и не про людей. Наверное, возникла потребность слегка сгладить этот перекос.
Еще интересно работать с разговорным языком, с диалогами, с разговором живых людей. Ну и вообще, театр для меня – новая интересная сфера. Меня абсолютно поражает вот этот странный, удивительный процесс: сначала ты рождаешь персонажей в собственной голове – с их речью, характерами, даже мимикой, а потом они возникают на сцене в виде живых людей, это что-то не укладывающееся у меня в голове. Я стараюсь ходить на все спектакли по моей пьесе «Человек из Подольска» в Театре.doc. Наверное, это выглядит глуповато, такое вот постоянное хождение. Но мне это для чего-то нужно. И каждый раз, когда начинается спектакль, я испытываю просто дикий трепет, волнение – нет, я не беспокоюсь, что будет плохо, спектакль получился просто прекрасный (спасибо Михаилу Угарову и актерам Дока). Это просто трепет, беспричинный, сам по себе. Трепет от того, что я сейчас увижу всех этих придуманных мною людей. Это ни с чем не сравнимое ощущение.
И еще, конечно, для меня важно и интересно, что в театре сейчас жизнь бьет ключом. Недавно была читка моей новой пьесы «Серёжа очень тупой» на драматургическом фестивале «Любимовка», он тоже проходит в Театре.doc. В зал, рассчитанный на 70 человек, набилось человек, кажется, двести, если не триста. Люди сидели на полу, каждый квадратный сантиметр, кроме непосредственно сцены, был заполнен зрителями. И потом еще почти час длилось обсуждение с очень интересными, глубокими репликами. То есть, ты видишь большой интерес к тому, что ты делаешь, со стороны очень умной, квалифицированной аудитории. Это, должен признать, очень вдохновляет. У меня всегда был несколько снобистский подход: реакция публики не важна, ты просто должен делать свое дело, а все остальное – суета, но когда видишь такой интерес, это как-то обезоруживает, в хорошем смысле.
Театр, что удивительно и радостно, действительно более живой, чем мертвый. Недавно перечитывал Виктора Íванiва – у вас в чем-то схожее отношение к футболу, трепетное и делающего его настоящим фактом литературы. Не могу не спросить – почему именно футбол?
С футболом у меня сложные отношения. Я его, конечно, люблю, но не просто так. Не как некое развлечение, совершенно. Вот этого точно нет. У меня в отношении футбола как бы две линии.
Первая – интерес к футболу как к культурологическому феномену. Футбол – это прекрасная метафора всего, то есть, в нем есть все, что есть в мире, в жизни. Великие драмы, трагедии, комедии, водевили, необъяснимые взлеты и страшные падения, огромный набор ярких персонажей: подлецы, герои, ничтожества, великие образцы, непревзойденный мастера, скромные, но великие «рабочие лошадки», плуты, симпатичные хулиганы, несгибаемые воины.
В других видах спорта все это тоже есть, но разница в том, что футбол – это огромный мир, в котором необъятная масса действующих лиц, гигантское количество легендарных клубов с великой историей, в каждый отдельный момент имеются десятки сильных национальных сборных. Большой мир. Хоккей – тоже прекрасная игра, динамичная и страшно увлекательная, но в эту игру на высоком уровне играют 6-8 сборных, легендарных в мировом масштабе клубов тоже немного (из наших – ЦСКА плюс с некоторой натяжкой Динамо и Спартак, в Северной Америке – «историческая шестерка», Эдмонтон Ойлерс великого Гретцки, вот и всё). То же и с другими видами спорта – баскетболом, волейболом, регби, бейсболом. При всей моей к ним любви (особенно к регби и бейсболу, это действительно прекрасные игры).
Я сейчас говорю банальности, я этот факт уже много раз описывал в разных интервью, но еще раз повторю. Вот прекрасный пример
