Сто лет одного мифа - Евгений Натанович Рудницкий
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Зато у нее завязалась переписка со старшим братом, который первым пошел ей навстречу. Поскольку ее адреса у него не было, Виланд написал Тосканини, попросив его передать письмо сестре. В нем он взывал к ней как к единственному человеку, способному спасти фестиваль («Ты единственная, кто может спасти наше наследство!»), и просил обратиться за содействием к ее могущественному покровителю. Он также обратился со льстивым письмом непосредственно к Тосканини: «Вы, уважаемый маэстро, единственный человек, способный, благодаря Вашему непререкаемому художественному и человеческому авторитету в международном культурном сообществе, спасти положение дел с завещанием и наследием Рихарда Вагнера». Он заклинал покровителя сестры приехать вместе с ней в Байройт, чтобы «принять здесь осиротевшую святыню», обещая «с полным доверием» предоставить в его распоряжение будущее семейное предприятие. На тот момент было совершенно очевидно, что у Виланда нет на это никаких полномочий, и со стороны маэстро было бы в высшей степени странно принять такое предложение и содействовать возвращению Вагнерам их семейного предприятия, поскольку он уже успел заклеймить обитателей Ванфрида в глазах американской музыкальной общественности как пособников нацистов. Поэтому Тосканини не стал ему отвечать. Зато Виланд получил ответ от сестры, которая за годы разлуки смягчилась в своем отношении к оскорбившему ее брату: незадолго до ее бегства из Швейцарии он послал ей хамское письмо, в котором заявил, что она ведет себя «по-свински» и он не хочет больше иметь с ней никакого дела. Теперь Фриделинда сочла необходимым проявить великодушие к поверженным и со страхом ожидавшим решения своей участи членам семьи и ответить благожелательным письмом. Она поздравила ставшего многодетным отцом брата, пообещала по возможности помочь семье детскими вещами и попросила уточнить возраст и размер одежды своих племянниц и племянников. Что касается перспектив семейного предприятия, то она, разумеется, не могла сообщить ничего определенного. Она не сомневалась лишь в одном: «Для спасения наследства ни один человек не пошевелит пальцем до тех пор, пока фестивали будет возглавлять мама с ее идиотскими интервью… Неужели у тебя нет на нее ни малейшего влияния, чтобы объяснить ей, что сейчас молчание – лучшее, что она может сделать?». По поводу использования Дома торжественных представлений в качестве увеселительного заведения для американских солдат она не испытывала никакого беспокойства: «Война есть война, а „Сила через радость“ – не такая уж заслуга перед Богом, так что настоящий фестиваль и вагнеровская святыня должны пройти через новое крещение, а последние двенадцать лет должны быть стерты из памяти!» По ее мнению, то, что теперь Дом торжественных представлений не простаивает, а хоть как-то используется, все же лучше, «чем если бы он был отдан на волю стихии, как в 1914/24-м».
Назначенный американской администрацией обербургомистром Байройта видный представитель Христианско-демократической партии Оскар Майер считал, что уже пора понемногу приступать к возрождению фестивалей, и решил, что единственным человеком, способным возглавить семейное предприятие, могла бы стать известная своей антифашистской деятельностью Фриделинда: он не мог допустить, чтобы возобновление фестивалей было доверено как скомпрометированной сотрудничеством с нацистами Винифред, так и ее троим оставшимся в Германии детям. Весной 1946 года Фриделинда получила от Майера письмо, в котором тот назвал ее «уважаемой милостивой барышней» и передал пожелание властей родного города «…вступить в права наследства деда и продолжить его дело».
Такое развитие событий не устраивало семью, и в марте огорченный Виланд писал своему наставнику Оверхофу: «Похоже, в будущем Байройт останется женским предприятием; я не строю иллюзий в отношении планов моей сестры…» О серьезности намерения властей отстранить Винифред и ее детей от руководства фестивалями свидетельствовала и речь Майера, которую он произнес летом по случаю семидесятилетия первого фестиваля. В ней он призвал «вычеркнуть и стереть» из истории фестивалей последние двенадцать лет, поскольку все эти годы семья злоупотребляла своим положением. Кроме того, он призвал отправить Винифред в преддверии процесса денацификации в трудовой лагерь. Но пережитые Вагнерами разочарование и отчаяние были преждевременны. Фриделинда не стала отвечать на лестное предложение, поскольку поняла, что ее фактически призывают предать семью. К тому времени вышла из печати ее несколько запоздалая книга Огненное наследство, где она предала гласности связь своей семьи с нацистским режимом, и теперь ей предлагали добить своих близких, возглавив семейное предприятие, о чем она мечтала долгие годы. Но после всего пережитого она сознавала, что вовсе к этому не готова. Судя по всему, она не сочувствовала матери, однако не хотела лишать фамильного достояния живших в величайшей нужде многодетных сестру и братьев. К тому же если ее братья стали профессионалами, то она так и не получила ни театрального, ни музыкального образования, и ей предлагали сыграть роль почетного руководителя предприятия, где реальная власть будет принадлежать чужим людям. С другой стороны, после публикации книги Фриделинда стала пользоваться определенной популярностью, и ее начали приглашать для чтения лекций, чему особенно радовался Тосканини, писавший по поводу выступлений своей подопечной в Сан-Франциско и Лос-Анджелесе: «Такое впечатление, что она имеет там успех, и они хотели бы, чтобы она приехала к ним еще. Хорошо, что она решила чем-то заняться и стала независимой».
При этом успех книги вовсе не был безусловным. Одна швейцарская газета с восторгом писала по ее поводу: «Пусть грядущие поколения ответят на вопрос, имеет ли Байройт право на дальнейшее существование после заката национал-социализма. Если впоследствии снова наступит расцвет Байройта, Фриделинда окажется в его центре, озаренная яркими лучами сияющей радости, – ибо именно она с ее сильно развитым чувством национальной чести и
