Стражи - Кен Бруен
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Позвонил Энн, подумал, если я ее увижу, мы помиримся. Услышав мой голос, она тут же швырнула трубку. Борода моя стала что надо, правда с проседью. Я убедил себя, что это говорит о характере и зрелости. Если я случайно видел себя в зеркале, то замечал на своем лице отчаяние. Как я говорил в самом начале, я собирался поехать в Лондон, снять квартиру около парка и ждать. Теперь у меня были деньги и основания для такого ожидания. Начал просматривать английские газеты, подыскивая квартиру.
Единственное, что меня удерживало, — это незаконченное расследование смерти Сары. Я не сомневался, что виноват в этом Плантер. Не имел ни малейшего понятия, как это доказать, но все бросить и уехать не мог.
Нашел новую пивнушку. За годы моей службы в полиции и после меня вышвырнули из всех пивных в городе. Но по мере роста благосостояния появлялись новые заведения. Заходил в самые ужасные. Представьте: вы заходите, и девица встречает вас по всем правилам.
В смысле:
НУ И КАК ВЫ ПОЖИВАЕТЕ?
Если приходишь в такое место с жуткого похмелья, подобный напор раздражает. С похмельем надо обращаться бережно.
Пивную «У Нестора» я нашел случайно. Брел по Форстер-стрит, и вдруг пошел сильный дождь. Про такие и говорят: «разверзлись хляби небесные». Через секунду я промок до нитки. Шагнул в переулок, и там-то она и оказалась, эта пивнушка. Сразу понял, что там люди серьезные, потому что объявление на стекле возвещало:
«БУДВАЙЗЕРА» ЛЕГКОГО НЕ ДЕРЖИМ!
Вошел и не поверил своим глазам. Один из охранников был на месте. Он кивнул мне:
— Что же ты так долго?
— А где другой парень?
— У него инфаркт.
— Господи, и как он?
— А как ты думаешь?
— Ну да. Могу я тебя угостить?
Он посмотрел на меня так, будто я сделал неприличное предложение, и спросил:
— Потом и мне придется угощать тебя?
— Нет.
— Не обманываешь?
— Можешь на меня положиться.
— Ну тогда ладно.
Заведение было старым, похожим на маленькую кухню. Человек на двадцать самое большее. Бармену было за пятьдесят. Есть две профессии, в которых приветствуется возраст:
бармена
и
брадобрея.
Он меня не знал. Замечательно. Я заказал выпивку и огляделся. Старые рекламные плакаты «Гиннеса», ну знаете, где парень поднимает коляску и двух лошадей. Там еще бессмертная надпись:
«ГИННЕС» — КАК РАЗ ДЛЯ ТЕБЯ!
Все натуральное, пожелтевшее от возраста. Мой любимый плакат — пеликан, который держит в клюве гроздь пивных кружек. Вот вам счастливая птичка. Висели рекламы и другого пива вроде «Вудбайнза» и «Эвтона». Даже строчки из Роберта Бернса наличествовали.
Бармен сказал:
— Люблю, когда ничего не меняется.
— Обеими руками «за».
— Тут мужик на днях заходил, хотел купить эти плакаты.
— Все продается.
— Только не здесь.
Я пошел и занял место в углу. Деревянный стол, старый стул с жесткой спинкой.
Открылась дверь, ввалился крупный фермер и сказал, ни к кому не обращаясь:
— Похоже, лета вообще не будет.
Истинно мое место.
Пьяница
Миссис Бейли сказала:
— Вам письмо!
— Что?
Она протянула мне конверт. Не знаю, как это могло случиться. Разорвал конверт.
МИНИСТЕРСТВО ЮСТИЦИИ
В соответствии с условиями Вашего увольнения Вы обязаны вернуть все принадлежащее государству имущество и оборудование (см. статью 59347А Инструкции по обмундированию и оборудованию).
Мы выяснили, что Вы не вернули предмет 3234 — шинель.
Надеемся на скорейшее возвращение данного предмета.
С уважением,
Б. Финнертон.
Я скомкал листок.
Миссис Бейли спросила:
— Плохие новости?
— Старые дела.
— Я заметила, мистер Тейлор, что вы не завтракаете.
— Зовите меня Джеком. У меня по утрам нет аппетита.
Она слегка улыбнулась. Я знал, что она никогда не назовет меня Джеком. Знал так же точно, как и то, что предмет 8234 не дождется скорейшего возвращения. Она сказала:
— Я не завтракала с четвертого августа 1984 года.
— Да?
— В тот день умер мой муж. Упокой Господь его душу!
— Понятно.
Ничего мне не было понятно. Но какого черта!..
Она продолжила:
— Я тот день я плотно позавтракала. Как раз только что закончились скачки, и у нас было много гостей. Бог ты мой, как хорошо тогда шли дела! Я хорошо помню. Я съела:
два ломтика бекона
черный пудинг
две сосиски
жареный хлеб
и выпила две чашки чая. Затем прочитала «Айриш индепендент». — Она нервно рассмеялась. — Ну вот, теперь вы в курсе моих политических симпатий. Потом пошла позвать Тома. А он уже умер. Лежал холодный, а я тем временем объедалась.
Я понятия не имел, как реагировать. Хотя иногда люди, о чем-то рассказывая, не ждут ответа, им просто хочется, чтобы их услышали.
Потом она добавила:
— Иногда хочется сосисок. От «Маккэмбриджа». У них они особые. — Она взяла себя в руки, лицо приняло обычное выражение. — У вас не найдется пять минут для меня? Хочу спросить вас кое о чем.
— Конечно, когда прикажете.
— Хорошо. Я закрываю бар около одиннадцати. Можем выпить по рюмочке на сон грядущий.
Бар! Господи, да под самым носом!
Бывает же такое.
Я сказал:
— С удовольствием.
— Благослови вас Господь, мистер Тейлор!
Выйдя на улицу, я подумал, чем бы заняться, и решил найти Пэдрига. Его конверт прожигал дыру в моем кармане. Эти коричневые конверты заставляли меня чувствовать себя маленьким правителем.
Двинулся к «Нестору». Охранник был на месте, но я к нему не подошел. Бармен кивнул, и я спросил:
— Кофе варите?
Он поднял кружку и ответил:
— А как же!..
Сел на жесткий стул. На столике лежали дневные газеты. Взял «Айриш индепендент». Для миссис Бейли, мне-то она зачем.
На первой полосе — история про мужика, у которого украли новую машину. Он жил в районе, где поселилось много беженцев. Позже, в тот же день, какой-то румын хотел отнять у него деньги. Мужик избил его до полусмерти. Выяснилось, что как раз этот парень, румын, «взял взаймы» его машину.
Бармен принес мне кофе и прокомментировал:
— Он потерял машину, но тот, другой парень, потерял свою родину.
Я положил газету на стол.
Он сказал:
— Новая Ирландия. Пройдет лет десять, и я буду подавать кофе румыноирландцам или афроирландцам.
— Все лучше, чем эти придурки пятидесятых.
— Это точно.
На Эйр-сквер я подошел к группе пьянчуг. Большинство пребывали в полубессознательном состоянии, сидели, кивая в такт воображаемому оркестру. В свое время я тоже слышал такую музыку.
Я спросил:
— Кто-нибудь видел Пэдрига?
Парень, судя по акценту, из Глазго ответил:
— Чево надоть, Джимми?
То есть: зачем он тебе?
— Я его друг.
Он посоветовался с коллегами. Встала женщина. Ее можно было бы показывать, чтобы наглядно объяснять смысл слова «расхристанный». Женщина прохрипела:
— Он в больнице.
— Что случилось?
— Автобус на него наехал.
У нее это прозвучало так, будто автобус специально целился в Пэдрига. Парень из Глазго сказал:
— Дал бы денежку, Джимми.
Я протянул ему несколько банкнот, в результате чего на меня посыпались благодарности, благословения и слюна. Видит Бог, именно это мне и было нужно.
Только потом я сообразил, что женщина говорила с американским акцентом. Братство пьяниц становилось интернациональным. Объединенные нации отчаяния.
В книжке Росса Макдоналда нашел следующий перл:
Лицо ее казалось захватанным руками. Наверное, она не спала всю ночь. Американцы никогда не стареют — они умирают. По ее виноватым глазам было видно, что она это знает.
Я направился в больницу. Меня мучили дурные предчувствия.
Вот он — список,
законченный мною.
Он наполнен ветром,
наполнен спиртным.
Так позвольте мне подписать
его с росчерком и закончить все
печальным поцелуем,
без которого не обойтись.
По дороге в больницу я купил
табак
папиросную бумагу
три пары теплых носков.
Пообщался с портье. Как водится, он всячески пытался мне помешать — по должности положено. Наконец я его уговорил. С помощью наличных.
Он сказал:
— Старый пьяница. Он в палате Святого Джозефа. Получил свою последнюю дозу.
— Спасибо за участие.
— Чего?
Пэдрига я не узнал, и не только потому, что они его вымыли. Он весь скукожился.