Стражи - Кен Бруен
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Он протянул мне пакет. Я был в своем самом боевом настроении, потому прорычал:
— Что это такое, черт побери?
— Бета-блокаторы. Дают возможность остыть. Похоже на кокаин, только вреда меньше.
— С чего ты взял, что я…
Но он шикнул на меня:
— Попробуй это… остынь, а когда покончишь с тем, что тебя гнетет, возвращайся к спокойной жизни, где есть газеты, несколько кружек пива и приличный бар.
Когда он ушел, я пробормотал:
— Нет, тебя надо лечить, это точно. — Но все же положил пакетик в карман.
Не поверите, на следующее утро я мучился чудовищным похмельем. С отчаяния проглотил одну таблетку. Немного погодя я пришел в норму.
Выглянув в окно, пробормотал: «Это вовсе не значит, что я брошу пить».
Но я ошибся.
Свадьбе Кэти Б. суждено было обернуться полным фиаско. Она и обернулась, только не для меня. Загс находился напротив больницы «Парк Мерлин». Я спросил у Кэти:
— Почему вы не венчаетесь в церкви?
— Отрицательные волны, Джек.
Ее суженый, Эверетт, эстрадный артист, оказался не так плох, как я ожидал. Вообще-то плох, но терпимо. На нем была такая штука, которую они, кажется, называют кафтаном, похоже на занавеску. Если честно, эта штука была чистая и выглаженная. Ради такого случая, так я думаю. Кэти выглядела потрясающе. В простом красном платье и на высоченных каблуках.
Она спросила:
— Что скажешь?
— Леди в красном.
Широченная улыбка. Когда она представила меня Эверетту, он сказал:
— А, тот старик!
Я попытался сделать вид, что его слова меня не задели, и спросил:
— Как работа?
— Я отдыхаю.
— Ясно.
На этом разговор прервался. Видит Бог, мне доводилось встречаться и с большими кретинами. Он был просто самый молодой из них.
Кэти прошептала:
— Он очень скромный. У него скоро будет большой номер.
Я отдал ей конверт. Она взвизгнула:
— Как в «Крестном отце-2»!
Церемония была
короткой
сжатой
холодной.
В таких делах нужна церковь.
После этого прием в «Ройсине». Выкатили бочки пива. Зал забит людьми искусства. Тех, кто с пятидесяти футов определяет, что вы к людям искусства не принадлежите. Но довольно приличный оркестр. Играли почти все, от блюзов до сальсы. Заставил толпу попрыгать. Молодая женщина в черном спросила меня:
— Хочешь поплясать?
— Может, потом.
Она окинула меня холодным оценивающим взглядом:
— Не похоже, что у тебя есть это «потом».
Я решил, что это из-за бороды. Несколько раз подходил к бару, едва не прокричал: «Двойное виски и пиво!» Но сдержался.
Кэти спросила:
— Не хочешь выпить?
— Да нет, хочу, но…
— Врубилась. Ты трезвый симпатичнее. — Она обняла меня крепко, когда я уходил, и сказала: — Ты крутой.
Эверетт медленно кивнул:
— Держись, чувак!
Стоящий совет.
Когда я проходил по Доминик-стрит, в газетном киоске заметил заголовок:
ИСЧЕЗНОВЕНИЕ КРУПНОГО
БИЗНЕСМЕНА — ПРИВЛЕКАЛСЯ
К ДЕЛУ О САМОУБИЙСТВЕ
ПОДРОСТКОВ
Я купил газету, сел на мосту и прочел статью. Суть ее заключалась в следующем:
Бывший полицейский Брендам Флод обвинил мистера Плантера, известного бизнесмена, в том, что тот замешан в смерти нескольких девушек-подростков. Считалось, что они покончили жизнь самоубийством, но в свете сообщений мистера Флода дело пришлось возобновить.
Старший инспектор Кленси в коротком интервью сообщил, что мистер Плантер исчез из дому и его местонахождение пока не известно.
Мистер Флод заявил, что выступить с этими обвинениями его заставила недавно обретенная вера в Господа.
Мистер Флод упоминал другого бывшего полицейского, Джека Тейлора, общение с которым также побудило его сделать это обвинение.
Я сложил газету и подумал: «Наконец-то пришла слава».
Вздохнул, можно сказать, с облегчением. Итак, все почти кончилось. Энн получит то, к чему так отчаянно стремится. Весь мир узнает, что ее дочь не самоубийца. Из этой статьи можно решить, что я принимал в этом активное участие. На самом же деле я ошибался и суетился, неосмотрительно гнал волну и нечаянно убил мистера Форда.
Я смял газету.
Вернулся в комнату и почувствовал сильную жажду. Голос шепнул: «Дело закрыто, почти решено, время отдохнуть».
Сунул в рот таблетку и отправился в постель.
Клей простоял там еще несколько
минут, просто качая головой
и думая, как же оно все смешно.
Стоит тебе хоть раз
обмишуриться, ты уже не можешь
ОСТАНОВИТЬСЯ, даже если твоя
жизнь от этого зависит,
и продолжаешь вляпываться.
Джордж П. Пелеканос.
«Желанное навсегда»
На следующий день, рано утром, в мою дверь постучали. Я думал, это Джанет, и сказал:
— Входите.
Но это был Саттон. Он спросил:
— Что у тебя есть выпить?
— Кофе.
— А, черт! Ты снова в трезвенники записался?
— Ну что мне тебе сказать?
Он сел в кресло и водрузил ноги на кровать. Я спросил:
— Насчет Плантера слышал?
— Еще бы. Я еще кое-что знаю.
— В смысле?
— Знаю, где он.
— Шутишь. Ты сообщил в полицию?
— Ты там служил, вот я тебе и сообщаю.
Я потянулся к трубке, но он продолжил:
— Все не так просто.
— То есть?..
— Я могу тебе его показать.
Я прямо дар речи потерял. Потом сказал:
— Ты его украл?!
Он улыбнулся своей особой улыбкой:
— Так хочешь его видеть или нет?
Я решил, что выбора нет, и согласился.
Он вскочил на ноги:
— Тогда двинули.
У дома стояла опять желтая машина. Он объяснил:
— Привыкаешь к цвету…
Через полчаса я спросил:
— Клифден?.. Ты отвез его в Клифден?
— Я же тебе говорил, что купил там склад. Огромный. Я еще предлагал тебе пойти в долю.
— Значит… ты похитил этого урода? — В глубине души я надеялся, что это дурная шутка, но проверить следовало, поэтому спросил: — Что ты собираешься с ним делать?
— Написать его портрет. Он нанял меня, забыл?
Когда мы прибыли в Клифден, шел дождь. Примерно в половине пути по Скай-роуд он остановился, свернул в сторону и сказал:
— Теперь вверх.
Я взглянул, но никакого дома не увидел.
Он сказал:
— В этом вся и прелесть, что его с дороги не видно.
Пока мы лезли наверх, промокли насквозь, я два раза поскользнулся и упал в грязь. Поднялись на холм и увидели строение. Саттон заверил:
— Он будет рад посетителям.
Здание было выкрашено в паскудный зеленый цвет и совсем сливалось с местностью. Все окна плотно закрыты. Саттон вытащил ключ, открыл дверь и крикнул:
— Я дома, дорогуша! — Вошел и вдруг завопил: — А… мать твою!
Я прошел мимо него. В полутьме разглядел кровать. Над ней висел человек. Саттон зажег свет. Плантер болтался на веревке, привязанной к перекладине, закутанный в простыню. Нога прикована наручниками к кровати. Я взглянул ему в лицо и все понял: Господи, он очень мучился.
Рядом с кроватью стоял мольберт с приготовленным холстом.
Саттон заметил:
— Этот гад выбрал легкий путь.
Я снова взглянул на Плантера и сказал:
— Ты называешь это легким… Господи!
Саттон двинулся к буфету, достал бутылку виски, предложил:
— Хочешь?
Я помотал головой. Он отпил большой глоток и крякнул:
— Фу… помогает.
Я подошел к нему и спросил:
— Ты его убил?
Виски уже растеклось у него в крови, и в глазах появился дикий блеск. Он ответил:
— Ты чего, рехнулся, мать твою? За кого ты меня принимаешь?
На этот вопрос я не ответил. Он выпил еще, и я спросил:
— Что теперь?
— Давай сбросим его с пирса Ниммо, установим справедливость — как в стихах.
— Ну уж нет.
— Тогда придется хоронить урода.
Именно это мы и сделали: закопали его за домом. Дождь лил как из ведра, так что копать пришлось около двух часов. Наконец все было сделано, и я спросил:
— Надо сказать какие-то слова над ним?
— Ну да, что-нибудь художественное, про то, как он любил картины.
— Есть предложения?
— Повесившийся в Клифдене.
В Голуэй мы вернулись около шести вечера. Я промок, весь перепачкался и дико устал. Когда Саттон припарковал машину, он сказал:
— Не мучайся. Знаешь, он ведь признался.
— Зачем он их топил?
— Чтобы позабавиться.
— Господи милосердный!
Казалось, он что-то прикидывает, и я спросил:
— Что?
— Он рассказал мне про девушек. Я имею в виду, он хотел рассказать. Но…
— Что «но»?
— Он сказал, что эта девушка, Хендерсон… ну ты знаешь… Сара…