Розы без шипов. Женщины в литературном процессе России начала XIX века - Мария Нестеренко

в целом, автор перенял позитивное отношение к женской интеллектуальной деятельности (возможно, здесь не последнюю роль сыграл биографический фактор: в 1786 году Захаров по рекомендации Е. Р. Дашковой был избран в члены Академии Российской, таким образом, именно женщина пособствовала его продвижению). В этой части, рассуждая о специфике женского сочинительства, он использует обороты, успевшие стать клише к 1811 году: что писательницы наделены более богатым воображением, чем писатели, что для них естественно писать о чувствах (в силу их врожденной чувствительности) и что их удел — изображать «чувствования приятные и нежные». Захаров упоминает и о значении женщин — «судей стихотворства»: «Произведения мужей оценивают жены, мужи дарования свои красотам посвящают: и только тогда славятся ими, когда нежныя чувствования жен находят в них собственных мыслей оттенки»[240].

Наконец, автор очерчивает пантеон «жен», знаменитых своей ученостью или литературными трудами (Захаров объединяет две эти категории): среди них Анна Всеволодовна, дочь киевского князя, и императрица Елизавета, содействовавшие просвещению, Екатерина II, которая «сама беседовала с музами, сама писала и щедрою рукой возвела на позорище России многих писателей»[241]; княгина Дашкова, преступившая «черту, положенную между полов»[242]; а также собственно писательницы:

Супруга творца Россияды, добродетельная Хераскова, брала иногда лиру мужа своего и бряцала на ней любомудрого изложения звуки. Дщерь отца феатра нашего Сумарокова, жена поэта Княжнина, училась у первого, второму подавала советы, и заняв от обоих стихотворства дар, заняла между российских писательниц почетное место. Сокровная семье поэтов Херасковых, Княжна Урусова, и доныне на скромной цевнице износит унылые гласы; до ныне не перестает воспевать в нежных стихах сладчайшаго души ея друга[243].

В отличие от Екатерины II и Дашковой, обладавших исключительно высоким общественным статусом и представленных в «Похвале» через характеристику их деяний, писательницы представлены через их социальные (точнее, семейные) связи: Хераскова — супруга «творца Россияды», Сумарокова — дочь «отца феатра» и «жена поэта Княжнина», Урусова — «сокровная семье поэтов Херасковых». Захаров подчеркивает, что для Херасковой занятия литературой не были главным: она лишь иногда брала «лиру мужа своего» («лира мужа» в то же время указывала, что Хераскова писала в тех же жанрах, что и ее супруг). Здесь и в остальных двух характеристиках на первый план выходит фигура мужчины-творца, автор «Похвалы» отводит пишущим женщинам вторые роли в литературном деле: Елизавета Хераскова подражает мужу (недаром она берет его лиру), Сумарокова-Княжнина — учится у отца и подает советы мужу. Урусова воспевает «в нежных стихах» «друга», то есть М. М. Хераскова — Захаров упоминает именно эту деталь неслучайно: он показывает таким образом вовлеченность Урусовой в большую литературу, но делает посредником в этом вовлечении известного и авторитетного писателя. Примечателен сам принцип упоминания поэтесс: и Сумароков, и Херасков — чрезвычайно важные фигуры для «Беседы», вероятно, именно этим объясняется выбор Захарова.

Вторая, самая объемная часть «Похвалы» воспевает «благоразумную жену», большую часть времени проводящую «в недрах своего семейства»[244]. Она

всемерно уклоняется излишества, дабы не обременить мужа своего издержками безнуждными, <…> не гоняется с жадностию за модами. <…> В доме своем составляет действительную помощницу мужа, когда сей часы утренние посвящает на службу отечеству. Блюдет хозяйство; содержит порядок. <…> По полудни печется принять супруга с милыми друзьями. <…> Шумныя забавы, многолюдная собрания… не привлекают ея любопытства. Она любит лучше веселиться должностями своими, и в нежнейших узах невинности и любви находит для себя паче пленительное зрелище[245].

Слушатели и читатели Захарова были бы вправе после первой части ожидать развития тезиса о важности просвещения среди «прекрасного пола». Однако прославление просвещенных женщин сменилось идеализацией более консервативных ценностей, сохранение которых возможно через отказ от «любви к чужеязычию»: «От нея рождаются несвойственные Русским нравы, переменяются обычаи, внедряются в умы прекословныя оным понятия; своеземная промышленность гибнет; науки и художества презираемы»[246]. Женщинам в борьбе с «чужеязычием» отводилась важная роль, Захаров закончил свое сочинение призывом: «Полюбите же, почтеннейшия соотечественницы, словесность Русскую!»[247]

Таким образом, содержание «Похвалы» противоречиво: в первой части Захаров рассуждает о положении женщин и великих женщинах, прославившихся благодаря своей просвещенности, но во второй части он говорит совсем о другом идеале женщины. Можно предположить, что именно вторая часть была смысловым ядром этой речи, выражала авторскую позицию более отчетливо, чем первая, комплиментарная часть, ориентированная на присутствующих поэтесс и слушательниц. Часть, посвященная проповеди «добродетелей по Домострою», значительно больше по объему, да и от современников, вероятно, истинный смысл «Похвалы» не укрылся. «Похвала женам» не нашла отклика ни у других беседчиков (Хвостов отозвался о чтении в своих «Записках»: «На посмеяние здравого рассудка и вкуса было чтение в Беседе г. Захарова. Смотри его „Хвалу женам“»[248]), ни у сочувствовавших «Беседе». Так, М. Милонов вывел Захарова в сатире «К Луказию» (1812) под именем Мидаса, который, «мстя женам в бессмыслии суровом, / Недавно их морил своим похвальным словом»[249]. Краткая оценка Хвостова более красноречива: он отмечает и чрезмерную напыщенность (посмеяние вкуса) и бессмысленность этого сочинения (посмеяние здравого смысла).

Структура «Беседы» и участие женщин в обществе

Структура и организация «Беседы» были тщательно продуманы ее организаторами: число полноправных действительных членов было ограничено 24 персонами, к ним «присовокуплены еще попечители, почетные члены, члены-сотрудники»[250]. «Беседа» была создана по модели Академии Российской, ее создатель стремился подчеркнуть характер государственного учреждения этого объединения. Общество мыслилось Шишковым ориентированным на строгий порядок и традиции, противостоящим либеральным тенденциям первого десятилетия правления Александра I. Отсюда и строгая регламентация структуры объединения (иерархия участников согласно Табели о рангах). Мотивация членов при вступлении в общество была разной и отнюдь не всегда исчерпывалась солидарностью с идеологией Шишкова.

Действительные члены и члены-сотрудники «Беседы» были разделены по четырем разрядам ради

удобнейшего соблюдения порядка и облегчения забот каждого из членов. <…> Распоряжение сие найдено нужным для того, дабы сии разряды могли вести между собою очередь <…> Однако ж главное попечение о приготовлении чтения и напечатании оного лежит на нем <разряде. — М. Н.>[251].

Вопрос о расположении участников «Беседы» по разрядам был