Розы без шипов. Женщины в литературном процессе России начала XIX века - Мария Нестеренко
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
…у одних науки, художества и словесность более процветают, нежели у других. Следовательно, степень просвещения определяется большим или меньшим числом людей упражняющихся и прилежащих к полезным знаниям и наукам[217].
Просвещение основано и распространяется на «природном своем языке», то есть родном языке того или иного народа. Именно язык через поэзию помогает сохранить в народной памяти подвиги героев и величие царей и всего народа. Чтобы подкрепить свой тезис о языке как хранилище исторической памяти, Шишков разбирает стихотворения Державина, посвященные Екатерине, после чего переходит к восхвалению русского языка. В этой части Шишков стремится доказать, что русский язык богат выразительными средствами, какой бы жанр ни выбрал автор:
Он <язык. — М. Н.> способен ко всему. <…> Надобно ли глубокую философическую мысль <…> представить не пышными, не величавыми, но простыми <…> стихами. <…> Надобно ли в краткой басенке уколоть крючкотворство приказных людей <…> Язык наш так обширен и богат, что чем долее кто упражняется в оном, тем больше открывает в нем новых сокровищ[218].
В «Речи…» Шишков утверждает, что словесность может процветать, только когда «все вообще любят свой язык, говорят им, читают на нем книги; тогда только рождается в писателях ревность посвящать жизнь свою трудам и учению»[219]. Особую роль в «возбуждении рвения» к писательству Шишков отводит читательницам:
Особливо же рвение сие возбуждается в нем <писателе. — М. Н.>, когда он еще при жизни своей слышит, что облеченные им в красоту слога превосходные мысли повторяются нежнейшими устами прекраснейшего пола. Какая превеликая происходит из сего польза для словесности! Женщины, сия прелестная половина рода человеческого, сия душа бесед, сии любезные учительницы, внушающие в нас язык ласки и вежливости, язык чувств и страсти, женщины, говорю, суть те высокие вдохновения, которые воспламеняют дух наш к пению. <…> Трудолюбивые умы вымышляют, пишут, составляют выражения, определяют слова: женщины, читая их, научаются чистоте и правильности языка; но сей язык, проходя чрез уста их, становится яснее, глаже, приятнее, слаще. Таким образом возрастает словесность, гремит стихотворная труба, и раздаются сладкие звуки свирелей[220].
Если в «Рассуждении…» 1803 года Шишков писал, что женщины могут говорить так, как хотят, потому что они не занимаются сочинительством, то в «Речи…» 1811 года он обращается к категории читательниц, видимо переосмысляя тезисы Карамзина. Как заметил Ю. Н. Тынянов, «„Читательница“ была оправданием и призмой особой системы эстетизированного, „приятного“ литературного языка»[221], — однако автор «Речи…» скорее утверждает универсальность карамзинской модели (женщины читают новую, «правильную» литературу, осваивают ее язык, используют его в повседневной речи, совершенствуя и тем самым влияя на судьбу словесности). У Шишкова на первый план выходит понятие пользы. Е. Э. Лямина указывала, что Шишков, организуя литературное общество, главной его задачей считал всеобщее распространение пользы, то есть морально-политическое воспитание общества. В своей речи он обращается к этому понятию неоднократно, например: «Пользы, происходящие от языка и словесности, бесчисленны. Никакое перо описать, никакие уста изречь их не могут. На них основаны безопасность, спокойство, благоденствие, величие и слава человеческая»[222]. Современники также свидетельствовали, что основатель «Беседы» заботился в первую очередь о пользе, которую она принесет. Жихарев, прибывший в 1807 году в Петербург и вскоре представленный Державиным Шишкову, сделал следующую запись в дневнике: Шишков
…очень долго толковал о пользе, какую бы принесли русской словесности собрания, в которые бы допускались и приглашались молодые литераторы для чтения своих произведений, и предлагал Гавриле Романовичу назначить вместе с ним попеременно, хотя по одному разу в неделю, литературные вечера[223].
Е. Э. Лямина обращает внимание на то, что «литературно-теоретические сочинения Шишкова 1803–1811 гг. адресовывались в первую очередь начинающим авторам», а одну из задач Академии Российской он видел в том, чтобы «рассуждать и толковать о свойствах и красотах русского языка, дабы молодые люди, ищущие подкрепить природные дарования свои основательными в языке познаниями, имели достаточные к тому руководства»[224]. Таким образом, официальное приглашение женщин к участию в литературном обществе свидетельствует, что Шишков видел в них как тех, кого следует образовывать (наряду с начинающими авторами), так и тех, кто способен принести пользу.
Примечательно, что процитированный фрагмент «Рассуждения» содержит явные отсылки к сентименталистской стилистике и лексике, в отличие от остальной «Речи», выдержанной в высоком торжественном стиле:
…сии любезные учительницы, внушающие в нас язык ласки и вежливости, язык чувств и страсти[225];
Трудолюбивые умы вымышляют, пишут, составляют выражения, определяют слова: женщины, читая их, научаются чистоте и правильности языка; но сей язык, проходя чрез уста их, становится яснее, глаже, приятнее, слаще[226].
Сравним с тем, что писали сентименталисты:
Макаров: они <дамы. — М. Н.> заставили бы всякого учиться <…> овладев единожды полем Литературы, <…> пошли бы самыми скорыми шагами <…> и в короткое время сделались бы нашими учительницами[227].
Карамзин: Милые женщины, которых надлежало бы только подслушивать, чтобы украсить роман или комедию любезными, счастливыми выражениями, пленяют нас нерусскими фразами. Что ж остается делать автору? Выдумывать, сочинять выражения <…>[228].
Шишков не только использует ставший уже общепринятым стилевой регистр обсуждения женской темы, сформированный сентименталистами. Основатель «Беседы» старается найти убедительные аргументы против Карамзина, и на этом фоне использование карамзинской лексики выглядит как попытка обратить против оппонента его же оружие. Так, заглавие речи Шишкова «Рассуждение о любви к Отечеству», которой он открывал «Беседу»,
