Марта из Идар-Оберштайна - Ирина Говоруха

низкого уровня. Помнил, как будет на английском «баллистическая ракета подводного базирования», «де-факто» и «парашютно-десантный батальон», но не мог попросить в аптеке таблетку аспирина.

В воскресенье спал до девяти и бежал звонить Анне. Врал о том, что нашел хорошую работу, стесняясь признаться в истинном положении вещей. После разговора кое-как сглатывал тоску, выросшую до размеров мироздания, слонялся по городу и рассматривал разноцветные домишки с гипсовыми кружевами. Оливковый дом ювелира Вальтера Куллманна, украшенный совами, дубовыми листьями, орлами и львиными головами, датируемый началом века, высоченную биржу алмазов, напоминающую сотни наших НИИ, и крохотный железнодорожный вокзал. Биржу труда, среднеобразовательную школу в виде старого лондонского пансиона времен Джейн Эйр, русский магазин и русскую школу под названием «АБВГДЕЙКА». С трудом дожидался очередного созвона, чтобы объявить любимой о ее новом рабочем месте:

– Анька, хватит сидеть за гроши! Немецкие учителя начальной школы зарабатывают от 2900 до 4700 евро в месяц. Улавливаешь?

Рассказывал о знакомстве с ювелиром, изготавливающим необычные обручальные кольца, и намекал, что уже обсудил с ним фасон кольца для помолвки. Девушка после таких слов переставала дышать и, стесняясь, бежала в киоск за журналом свадебной моды.

– Алло, Анька, привет! Ну как ты, моя хорошая? Я в норме. Живу в городе драгоценностей и ювелиров, чувствую себя графом Монте-Кристо или хозяйкой Медной горы среди бесчисленных алмазов и бирюзы. Представляешь, здесь родился «крепкий орешек» Брюс Уиллис.

– Котенька, у меня все хорошо. Сегодня проходили со своими треугольник, и я долго рассказывала об остроугольном, прямоугольном и тупоугольном. Рисовала, пела, танцевала с транспортиром, а потом вызвала одного мальчонку к доске и спросила, как можно назвать один из предложенных. Он почесал затылок и живот, подтянул брюки и неуверенно произнес: «Может, Димой?» Слушай, а вчера вообще хохма была. Одна девочка объявила, что ее папу зовут Света, а маму Вася. Дети начали смеяться, но мы быстро выяснили: папу зовут Светланом, а маму – Василисой.

Накануне Международного женского дня Константин внеурочно вышел на связь:

– Моя дорогая, поздравляю. Ты самая веселая женщина. Самая задорная из всех, кого знаю. Сегодня был в музее какого-то Якоба Бенгеля, фабриканта. До сих пор на вилле живут его потомки. Он мне показался настоящим чудаком. Еще в тридцатые делал странные женские украшения в стиле ар-деко, ставшие понятными только сейчас. Мне удалось купить одно миленькое ожерелье для тебя. Оно уже в пути.

Анна беззвучно плакала и представляла сонный холмистый городок, прикрытый мантильями туманов, и вечно проветриваемые квартирки с посудными шкафами, вышитыми белым по белому скатертями и пышками с мармеладной начинкой. Хозяйственных женщин в длинных юбках, блузах с объемными рукавами и шнурованных сапожках.

Константин поглядывал на часы и требовал, чтобы любимая пересказала свои новости. Анна с трудом справлялась с горловым спазмом и читала дурацкие стихи:

В небе мчатся поезда? – НЕТ!После завтрака обед? – ДА!После пятницы среда? – НЕТ!Нужен вечером нам свет? – ДА!Будет вечером рассвет? – НЕТ!

Со временем Константин устроился в ресторан мойщиком посуды, работал в ночь с субботы на воскресенье, и звонки от него стали раздаваться все реже. Экономя на городском транспорте, на новую работу добирался на велосипеде – десять километров в одну сторону. Аня скучала и умоляла вернуться. Вечера, длящиеся по типу семидесятилетнего сериала «Путеводный свет», пыталась убить школьными делами. Перебирала папки, заполняла журнал, проверяла сочинения. Один мальчик написал: «У Чука был брат Хек». Второй назвал своего папу «водителем автобуса дальнего плавания». Лучшая ученица поделилась опытом похода за грибами и впечатлила фразой: «Наконец-то мы увидели сосновый лес, в котором росли одни березы».

Она пристально следила за строчками, хохотала, вытирала слезы и поглаживала пальцами нежное коралловое колье Bengel, присланное Костиком. Один крупный коралл посередине, пара звеньев цепи и по два бочонка, напоминающих разрезанный пополам шиповник, с каждой стороны. Не длинное и не короткое. От застежки и до застежки – сорок два сантиметра. Девушка чувствовала себя в нем уютно и снимала колье только перед сном.

Молодые люди созванивались всю весну и лето. Анна обнимала трубку и шептала:

– Котя, мне плохо без тебя.

– Мне тоже, любимая.

– Когда ты приедешь?

– В октябре, двадцатого. Уже купил билет.

В сентябре Аня взяла новый класс и погрузилась в заботы. Во-первых, новые дети и такие же, еще не изученные родители. Нужно сдружить, сводить на экскурсию в археологический музей, устроить первый сладкий стол. Подкормить амариллисы и пеларгонии. Развесить учебные плакаты, подмигивающие типографской краской, и мягкие, сдерживающие солнце шторы. Подбодрить тревожных мам и утешить скучающих за мамами.

Анна Ивановна исполняла на уроках частушки, рассказывала сказки и показывала кукольный театр. Покупала особо бедным завтраки и штопала таким же колготы. Умоляла, чтобы детей не заставляли переписывать тетрадки и ни в коем случае их не рвали. Приглашала людей необычных профессий. Возила на экскурсии в Музей медуз и Музей сыра. В банановую оранжерею. В планетарий, на конфетную фабрику и фабрику елочных игрушек. На киностудию, в редакцию журнала и на завод Coca-Cola. На пасеку с дегустацией меда. На железную дорогу прошлого. Платила за тех, кому родители не выделяли средств на входной билет, но на экскурсию ехали все до одного. В заботах не заметила, что за целый месяц они созвонились всего трижды и ни разу Костик не произнес коронную фразу: «За каждой успешной учительницей должен стоять мужчина, оплачивающий ей это хобби».

В октябре город засыпало золотыми монетами, рыбьи пруды погрузились в летаргический сон, а редкие облака, связанные из сизого воздуха, напомнили знаменитый гобелен мануфактуры «Обюссон». Двадцатого числа резко похолодало и пошел снег.

Накануне Анне приснился странный, видимо, пророческий сон. Она дернулась, стукнувшись головой об изголовье, и проснулась. Вышла на кухню, включила свет, съела на автомате полпачки зефира и разобрала видение по пунктам. Вот дед Василий на скамейке ждет корову. В одной руке – ветка от комаров, в другой – самокрутка. В кармане – угощение: хлеб с солью. Вот он подзывает внучку к себе и показывает на исчерченный клочок земли не то формулами, не то предсказаниями.

– Что это?

– Keine Freude ohne Leid[31].

– Что это значит?

Дед грустно улыбается:

– Не бывает радости без страданий.

– Но почему?

– А это у него нужно спросить, – и касается взглядом конопатого неба.

Девушка оглядывается. Все как всегда. Сложенные друг на друга бревна, заросли витаминного кизила, тихая порез-трава и рогоз, выручавший в голодное время. Рыхлая вечерняя пыль. Урчание лягушек. Шушуканье ветра. Оперетта комаров и колокольный звон, приглашающий к вечерней службе.

Анна стояла на перроне в ожидании поезда Берлин – Киев. Мимо нее сновали горожане, провинциалы, модники и люди, одетые в вышедшие из обихода пальто. Гастарбайтеры и работяги с обидными прозвищами Тундра или Тюмень. Провожающие и встречающие. Цыгане. Женщины с грудными детьми.