Марта из Идар-Оберштайна - Ирина Говоруха

– Девчонки, прорвемся! Сколько той зимы – январь, май, а там и лето.

Однажды в ее ряд затесалась тетка, сманившая огнями Москвы. Увидев девушку, завистливо протянула:

– Ну ты и ушлая! Какое место себе отхватила! И как тебе здесь?

Анна подняла на нее свои увлажнившиеся глаза:

– А я не здесь.

– То есть?

– Я представляю себя в классе и рассказываю о звездном небе или строении человека.

Та хмыкнула:

– Ну и дура.

С приходом весны запахло гиацинтами, ландышем, черемухой, мизерным городским солнцем и дном Москвы-реки. Андреевским прудом и Нескучным садом. Каменным углем, чистящими средствами и вишневым цветом. Ветры наконец-то поутихли, дубы прибарахлились, небо смыло плотный тональный крем. В один из сумбурных майских дней позвонил папа и сообщил, что в школе освободилось место: «Так что хватит торговать медвежьими шкурами, давай дуй домой!» Девушка обрадовалась, посмотрела другим взглядом на контейнер и решилась сделать себе подарок в виде шубы из натуральной норки.

Дорабатывала сезон лихо. Мех упал в цене, и народ шел косяком. Она едва успевала паковать полушубки и консультировать о правилах ухода. Когда прощалась с квартирной хозяйкой, обе плакали. Анна сердечно благодарила и обещала звонить. Та качала головой, просила не беспокоиться и куталась среди лета в подаренное меховое манто. Рассказывала о какой-то женщине в тугом корсете и платье со шлейфом, укладывающимся веером вокруг туфель. Она появлялась к пятичасовому чаю с засахаренным миндалем или с парижским драже и описывала свои впечатления от киевского вокзала, ежедневно принимающего и отправляющего по семь курьерских, почтовых и товарно-пассажирских поездов. Анна болезненно сжималась и обнимала старушку изо всех сил. Эйнемская наследница медленно и необратимо заболевала не то болезнью Пика, не то Альцгеймера.

Вернувшись домой, Анна первым делом купила и обставила квартиру. В их городе цены на недвижимость оказались смешными, и однокомнатная ей обошлась в тысячу долларов.

Директриса, огромная, как муравейник, посадила учительницу перед собой и некоторое время молчала, рисуя шариковой ручкой одноэтажные, видимо, дачные домики и подарочные коробки. Вслед за этим, пристроив к последней бант, произнесла:

– Надеюсь, вы отдаете себе отчет, куда идете? Это женский коллектив. У всех свои ПМС, личные и семейные неурядицы, перепады настроения, характеры. На кого-то слишком сильно влияет луна, на кого-то – вспышки на солнце. У нас тут незатухающие магнитные бури круглый год, поэтому на все эти всплески тироксинов, окситоцинов, тестостеронов и эндорфинов я больше не реагирую и вам не советую. Собираетесь здесь выжить – ни с кем не откровенничайте, даже о народных средствах от цистита, а если окажетесь настолько глупой, чтобы обсуждать собственные амурные дела, потом не обижайтесь, что подробности ваших свиданий смакует вся школа. Лучше не вступайте ни в какие коалиции, тем более что их состав постоянно меняется. Сегодня учительница химии дружит с географичкой, а завтра они злейшие враги.

Анна беззвучно закрыла за собой дверь и подошла к расписанию. Буквы, определяющие математику вторым уроком, а рисование – пятым, дружно подпрыгнули и выползали на поля, чисто колорадские жуки. Неожиданно встретилась глазами с женщиной в глухом жакете, бесформенной парашютной юбке и безобразных туфлях, напоминающих морды спящих бегемотов. Она глупо хихикнула:

– Вы новенькая? Учительница начальных классов? Добро пожаловать! У нас тут неплохо и руководство справедливое. Главное, не пейте на переменах чай с коллегами, особенно не ешьте тертые пироги. Некоторые умудряются их печь с забродившим вареньем.

Свой первый класс Анна Ивановна запомнила навсегда. Для начала они выбрали свой гимн, нарисовали герб, придумали внутренний устав и включили в него несколько важных правил, например: в классе запрещены слова «дурак» и «тупой». В понедельник один хитрюга подбил другого съесть семена, хранившиеся для урока природоведения, во вторник девочка из неблагополучной семьи нарисовала на линолеуме голого мужчину с эрегированным членом, а в среду Антон устроил в туалете потоп.

Сентябрь радовал мягкостью и безветрием. В распахнутые окна пытался втиснуться густой, напоминающий сбитень воздух и пыльная, клейкая паутина. Акварельное солнце текло в несколько ручьев, заливая брусчатку, пешеходные переходы и узкую речку, разделяющую город, словно пирог, на две равные части. Анна Ивановна рассказывала о лещине, растущей в лесу, клевере на лугу и ряске в воде. Постоянно расплывалась в улыбке, не справляясь с объемами своего счастья.

В тот день она пришла на работу в новой светлой блузке из настоящего атласа цвета дымчатой розы, купленной на «Черкизоне». Блуза ее стройнила и освежала лицо. Во время чтения заметила, что самый рослый мальчик в классе Антон опять обедает во время урока, попивая из термоса какао, и ее кабинет, всегда пахнущий мелом, таблицами, прописями, заполняется посторонним запахом сырокопченой колбасы. Анна Ивановна подошла к мальчугану и стала громко его отчитывать:

– Антон, ну сколько это будет продолжаться? Неужели не понятно, что для еды есть специально отведенное место и время?

Паренек занервничал, термос выскочил из его рук, шлепнулся об парту, и какаовый фонтан окатил учительницу с головы до ног. Блузка прилипла к телу, стал заметен кружевной бюстгальтер, а еще – о боже! – ее крупные от природы соски. Класс дружно ахнул, и Анна Ивановна обняла себя двумя руками, сложив их крест-накрест:

– Марш за тряпкой! Она висит в туалете на трубе.

Мальчик пулей вылетел из класса, а учительница попросила открыть на четырнадцатой странице «Букварь», прочесть первое «ау», а сама сверлила взглядом дверь. Антона все не было, и в голове сочинялась чудовищная драматургия. Пришлось отправить на подмогу второго ученика, и тот вернулся с криком: «Потоп!» Как оказалось, Антон не заметил висящую на видном месте тряпку и стал отматывать сантехническую ветошь, в результате чего хлынула вода.

Анна влетела в подсобку, когда вода уже бежала по коридору несколькими петляющими ручьями, а Антон, мокрый до трусов, плакал навзрыд. Она ловко повернула вентиль и потащила ученика в класс, чтобы переодеть в спортивный костюм. Дети возбужденно кричали, и на их ор примчалась директриса. Она быстро оценила ситуацию, отправила в класс организатора, а пострадавших пригласила в свой кабинет.

Антон рыдал и повторял, что дома его убьют за испорченную рубашку и костюм. Анна сушила полотенцем его волосы и тоже едва сдерживалась. Каялась в спонтанности своего решения отправить шестилетнего ребенка за тряпкой. Директриса, чтобы хоть как-то остановить «плач Ярославны», достала из шкафчика бутылочку минеральной воды и протянула мальчику. Тот, икая и вздрагивая, дергая попеременно то правым плечом, то затылком, открутил крышку, и брызги газированной воды на этот раз окатили директрису и весь ее стол с важными документами.

Потекли учительские будни. Утром – яичница, вечно кривоватая стрелка на левом глазу, радио «Шоколад». Бдительный сосед справа, любительница котов слева, нудный дождь, расплесканное по музейным переулкам солнце, бесшумные церковные тени. Уроки и