Выбор воды - Гала Узрютова

быт когда-то был обустроен крепко, хотя условия в доме вполне бэкпэкерские. Видимо, тут никто, кроме туристов, не живёт. Смогла бы я жить в таком? Стал бы дом – моим?

Когда несколько дней назад была в Домжале – городке недалеко от Любляны, – мне сказали, что там нечего смотреть. Но там было, что слушать. Местный почтальон уже поставил жёлтый велосипед у крыльца и кричал: «Пошта! Пошта!», – а хозяйка так и не выходила. Он кричал ещё громче: «Пошта!», – но снова никто не откликнулся. Как найти выход из собственного дома, чтобы хотя бы получить почту? Как найти выход из собственного дома? Идти на голос почтальона? «Пошта! Пошта!» Вправо, влево или прямо? «Пошта! Пошта!» С какой стороны громче? В какую сторону ни пойди – везде чей-то дом, везде – Домжале. «Пошта! Пошта!» Наконец, женщина в старом платье появилась на крыльце и спустилась к почтальону.

– Ты принёс мне сегодня письмо, Драган?

Он вручил ей журнал. Она положила его на веранду поверх стопки остальных. На обложке – радостная старуха держит в руках огромную тыкву. У неё в этом году хороший урожай.

Когда сюда приезжаешь, чужие дома находишь сразу. Когда здесь живёшь, свой дом – ещё поискать. С балкона вид на горы такой, что, прекрати сейчас дождь, я нашла бы причину остаться.

В холодильнике пахнет мохантом[41] и пршутом. Убираю мясо в морозилку, чтобы оно не попадалось мне на глаза. А вот банка радлера – кстати.

Кто такой этот Эверетт? Я сюда не за тем приехала, чтобы играть с ним в загадки; у меня есть дела поважнее.

Пароль от вайфая занимает целую строчку, ввести его верно с первого раза не получается. Никогда не понимала, зачем в отелях и гостевых домах делают такие длинные пароли.

Вспоминаю, что в автобусе до озера бронировала следующий свой отель, и там зачем-то спросили мой возраст. Может, этот Эверетт ехал в этом же автобусе и слышал?

откуда ты знаешь, что мне тридцать шесть?

ехал со мной в одном автобусе из Любляны?

Нет, в автобус меня вряд ли бы пустили.

если тебя даже в автобус не пускают,

то и я тебя к себе не подпущу.

пока не скажешь, кто ты.

Предлагаю наконец

посмотреть мне в лицо.

Скинь уже геолокацию.

ещё раз, специально для мутных, —

больше тебе писать не буду,

пока не скажешь, кто ты.

На первом этаже что-то грохнуло. Йоже вернулся? Хлопает дверца холодильника. Я спускаюсь по лестнице, возня не прекращается.

– А я думал, сегодня здесь никого.

Усатый мужчина с круглым животом стоит у открытого холодильника, пожёвывая пршут.

– Кто хранит пршут в морозилке? Да ты не бойся, сейчас уйду. Хлеба нет у тебя? Хле-е-еба!

Он говорит медленно, с трудом подбирая слова на английском.

– Не понимаешь? Хлеба, говорю, нет у тебя?

– Что вы тут делаете?

Спускаюсь на кухню.

– Что я делаю в своём доме?

– Но я сняла этот дом у хозяина…

– Хозяин здесь – я. Выгнал отца и стал сдавать, не спросив.

– То есть вы здесь живёте?

– Живу я в том сарае, – показал он на маленькую постройку, которую видно из окна. – Выгнал меня. Сам у матери живёт, а дом сдаёт. Но это дом моего отца. А теперь видишь – придумал, что это его дом. Хлеба нет, значит? А запить чем – есть? Да ты не бойся, уйду скоро. Поем только. Меня Алеш зовут. А ты откуда? – он снова исчезает в холодильнике.

– Из России.

Алеш улыбается и переходит на русский.

– Всегда хотел побывать. Даже учил русский язык, правда, многое забыл. Но ты меня понимаешь? Понимаешь ведь? Собирались с женой съездить в Москву, Петербург. Когда ещё вместе были. Может, и съезжу. С домом вот только разберусь. Ты мне телефон свой оставь.

Достав сыр, он кладёт его на стол и лезет по кухонным шкафам.

– Tristo kosmatih medvedov[42], куда он их прячет? Вот зараза! Ага! Нет, это пусть туристы пьют, – он возвращает бутылку черничной Боровнички в шкаф. – Ты смотри, ничего не оставил, всё попрятал!

Из нижнего шкафа его руки выуживают две банки пива «Union».

– Imam močnega mačka![43] Пива хочешь? А пршут?

Алеш разваливается за столом.

– Я мясо не ем.

– На диете, что ли?

– Нет.

– И что же – я теперь для тебя не человек, если мясо ем? Того нельзя, этого нельзя. Жизнь слишком коротка. Траву есть предлагаешь? Траву пусть коровы жуют. Жаль, ты не застала Коровий бал, который здесь недавно был. Посмотрела бы на бохиньских коров Cika[44]. А я каждый день мясо ем. В понедельник Анка продала мне окорок, ел его на обед. Меня мясо успокаивает. Сплю хорошо. Во вторник что? А, нашёл тут в холодильнике забытую нарезку, пожарил её с яйцами. Колбаса была не похожа на мясо. Нужно самим делать колбасу. В среду соседи жарили чевапи, меня позвали. Подгорели, правда, пока мы с Янезом за пивом ходили, но ничего – сойдёт. Так, что в четверг? В четверг мяса не было, в Любляну уезжал, там мы дом на заказ строим. В Любляне много кто мясо не ест. Снобы, считающие всех, кто из Марибора, недалёкими провинциалами. Ноги бы моей в этом логове не было, если бы не работа. Да, я из Марибора – и горжусь этим!

– Когда я в Любляне спрашивала у местных, куда лучше поехать в Словении, многие говорили: только не в Марибор. Сразу туда захотелось.

– Я же говорю – снобы. Словенцы никогда не покажут тебе свой «марибор». Да, в Мариборе втрое меньше жителей, чем в Любляне, но это не значит, что у нас ничего нет. Мечтаю туда вернуться. На чём я остановился? А, пятница! В пятницу я ел бограч, брат с женой угощали. В субботу брат ещё говядину замариновал и сказал, что сегодня зажарит её с перцем и луком. Скоро пойду к ним. С мясом надо жарить много лука. А сестра моя какую кровяную колбасу делает! Разъехались мы из Марибора кто куда. Они в деревне с мужем живут, километров тридцать пять от Ново Место, там река Кирка. Когда свинью забивают и колбасу делают, меня зовут. Вся семья съезжается, праздник. Коров-то больше не разрешают дома забивать, они свиней держат. Сосед их крольчатину держит – они обмениваются.

Когда он дошёл до субботы,