Выбор воды - Гала Узрютова

замахнулись. Давайте менять, чтобы не путали с флагом Словакии и России. Чтобы в мире нас лучше узнавали. Уродство какое-то предложили с полосками. Узор Триглава отражается в воде, а ты хоть видишь, что в итоге получается? Обёртка от шоколада, а не флаг. Но народ взбунтовался, и хода новому флагу не дал. Pojdi se solit![46] А эти бы всё поменяли, им только волю дай.

Порывшись в шкафу, Алеш находит хлеб и отрезает большой кусок сыра.

– Черепаху уже видела?

– Какую?

– В озере живёт.

Алеш глотает пиво, закидывает ноги на стул и принимается за сыр.

– Старая огромная черепаха.

– И как она здесь оказалась?

– А ты как здесь оказалась?

Качнув стул ногой, Алеш заходит на второй круг, но ножка отлетает. От грохота он морщится.

– Опять расшатались. Задолбался закручивать. На прошлой неделе пришлось дверцу шкафа прикручивать. Теперь это. Без меня тут ничего не держится.

Отхлебнув ещё пива, он берётся прикручивать ножку.

– Так как ты здесь оказалась? Зачем девушке в одиночку шастать вокруг озера? Просто так вокруг озера не ходят.

– Отрежьте мне сыра.

– Окуналась уже в озеро?

– Холодно.

– Теплее не станет.

Алеш просит разрешения помыться в душе, а я поднимаюсь на балкон. Эверетт уже ответил.

Ладно, кое-что расскажу.

Я мог бы назвать дождь своим отцом,

но он был моей матерью.

Моросящей. Тихой.

Я колотился в её мокрой утробе слишком долго,

пока не был отпущен

вместе с околоплодными водами.

ты на тихоню не похож

Я похож на отца.

тебя это не пугает?

Почему это должно пугать?

что в тебе так много отца

Я есть я,

отец есть отец.

и где ты живёшь?

В пещере.

В ней я родился,

и никогда не уходил далеко от этой пещеры.

Было немыслимо надолго покинуть эти места.

Мы все выросли на этой земле,

в этой самой пещере,

и наши предки, и наши дети.

Я всем доволен.

Я живу там со своими родителями.

Что нам делать где-то ещё?

Не хочу уходить оттуда, чтобы жить где-то ещё.

я бы с ума сошла.

никогда не любила пещеры.

и у тебя нет клаустрофобии в этой пещере?

Нет.

Мне даже нравится, что не на что отвлечься.

Не хочу от себя отвлекаться.

Иногда я лежу часами —

и заставляю себя ни на что не отвлекаться.

Это очень сложно.

А потом – стыдно,

что хочу от себя отвлечься, от своей жизни.

Кто ты тогда вообще такой,

если самому от себя тошно?

Сначала было страшно,

но потом – спокойно.

Вот мир, вот я, и надо что-то с этим делать.

Ты сидишь в своей пещере,

остальное – это чужие пещеры,

а ты сидишь в своей,

рисуешь свою наскальную живопись —

ведёшь своё летоисчисление.

Это и правда жутко.

Я очень чётко это ощутил,

когда в детстве понял,

что у каждого своя жизнь,

что моя жизнь – не главная.

Главная она – только для меня.

У каждого – своя главная жизнь.

зачем же ты тогда ушёл из пещеры?

За добычей.

за какой?

Которую ловили мои предки.

такое чувство,

что я уже полгода

нахожусь на этом озере,

хотя я здесь всего несколько часов.

как будто это озеро – моя огромная квартира

со свободной планировкой.

квартира с самой большой ванной в мире.

своя квартира, которой у меня никогда не было:

всегда снимала.

Если ты меня впустишь,

я разуюсь, прежде чем войти.

гигантские окна, через которые видно всё.

и прозрачный потолок.

никаких соседей.

никто не ссыт посреди ночи, смывая так,

что уже не уснёшь до утра.

Думал, ты не спишь из-за другого.

откуда тебе знать?

Зачем примчалась сюда из Любляны?

Если Эверетт знает, что я приехала из Любляны, – значит, всё-таки ехал со мной в автобусе.

Снова пошёл дождь. Темнеет. Горы надвигаются прямо на меня. Повторяю себе: горы не бесконечны, за ними есть мир, – но вершины уже подходят к дому. Одна из них встаёт у самого балкона. Только шелохнись – и она ворвётся. Стараюсь не дышать, но долго сдерживать дыхание не получается. Гора приближается и растёт. Закрываю глаза, чтобы не видеть, как гора раздавит дом. Как раньше пастухи бытовали в этих местах в станах без окон? Не видно же: приближается гора или нет.

– Я посплю на диване на первом этаже, ладно? – появляется на балконе Алеш, вытирая волосы полотенцем. – А то в сарае сыро. Простыть боюсь. Lahko noč![47]

В ванной ещё дышит пена, смытая с тела Алеша. Я быстро принимаю душ и возвращаюсь в свою комнату с балконом на втором этаже. Гора на месте и не собирается нарушать границы. Алеш уже уснул внизу – а я то и дело выхожу на балкон, чтобы проверить, не идут ли горы к дому. Только ложусь в кровать – слышу звуки шагающих глыб. Грохот медленно приближается, сейчас раздавит. Надо было продолжить путь под дождём – сейчас бы уже завершила ритуал и вернулась в Любляну. Горы темнеют на глазах. Снова трясутся руки. Ещё половина таблетки атаракса, чтобы скорее вырубиться.

Кира?

Ты ещё на озере?

о чём ты думаешь, когда темнеет, Эверетт?

Если я замечаю, что темнеет,

представляю разные места, —

такие, как это озеро, – и думаю,

каково им в темноте.

Чувствуют ли они темноту.

Если не замечаю, то об этих местах забываю.

Иногда я чувствую, что я темнота и есть,

что между ней и мной нет границ.

Мы, наконец, увидимся утром?

никогда не могла понять:

темнота каждый день приходит одна и та же,

или каждый раз – новая?