Никогда правда - Джилл Рамсовер

— Марко. — В этом единственном слове таилась боль всей жизни.

Это была печаль и раскаяние, отягощенные большой долей тоски.

Хотя я слышал упоминание о нем всего несколько раз, я знал, что брата Софии звали Марко. Учитывая ее отчаяние, я не сомневался, что она имела в виду именно его. Ее брата убили, когда она была маленькой, но я не знал, что она была свидетелем этого.

— Ты видела, как убили твоего брата? — Это был душераздирающий вопрос, но мне нужно было знать.

Она сидела совершенно неподвижно, а мое сердце стучало в ушах, отчего каждая секунда казалась бесконечно длинной. Если бы я не был так сосредоточен на ней, я мог бы не заметить ее крошечного кивка на моей груди.

Господи, мать твою.

Как я мог не знать? Она была разбита в детстве после смерти брата, но я всегда считал, что это ее способ горевать. Я и не подозревал, что она пережила травму, наблюдая за смертью брата. Я пытался вспомнить, как это произошло, но я был слишком мал, и этот случай редко обсуждался.

Потом меня осенило — она сказала, что они убили его.

Может быть, она имела в виду Проповедника и Датча? Парень умер много лет назад, но это вполне возможно. Я ненавидел настаивать на получении дополнительной информации, но у меня не было выбора. Я должен был знать, что она видела. Если она могла опознать убийц, Энцо должен был знать.

Неужели она не могла описать их в детстве? Конечно, Энцо знает, что она была свидетелем происшествия.

— София, те двое мужчин, с которыми я говорил... это они убили Марко?

Она слегка покачала головой. Я думал, что это все, что я от нее получу, но затем она заговорила дрожащим, похожим на детский голосом. — Не они — такие же люди, как они. Мужчины в жилетах. Страшные люди, — прошептала она. — Мы пошли в кино, и я заснула в машине. Я проснулась и увидела, как Марко... застрелили. Мой папа... он... забил их до смерти, я думаю. Он думал, что я сплю. Я никогда не говорила им. Я никому не говорила. Наблюдать за тобой с этими людьми — это было так же, как в ту ночь. Я проснулась в машине и увидела, как ты подходишь к двум мужчинам в жилетах. Я как будто прожила ту ночь заново. — Она отстранилась и посмотрела на меня, слезы текли по ее бледным щекам. — Я так боялась, что они убьют и тебя.

Я был потрясен.

Абсолютно ошеломлен.

Она не только видела все это, но и ничего не рассказала. Все эти годы мы были так близки, а она даже не сказала мне. Я похоронил небольшой укол боли, зная, что ее неспособность рассказать мне об этом инциденте была скорее ее собственной травмой, чем свидетельством ее доверия ко мне. Мое сердце разлетелось на тысячи осколков от ужаса, который ей пришлось пережить в одиночестве.

— Я в порядке, Божья коровка, — успокоил я ее, вытирая насухо щеки, когда слезы хлынули еще сильнее. — Мне так жаль, что я тебя напугал. Я понятия не имел.

— Никто не знает, и ты не можешь им рассказать. Обещай мне, Нико. Обещай, что не расскажешь моему отцу. — Ее слова внезапно стали торопливыми и настойчивыми, заставляя задуматься, чего же она боится.

— Твои родители должны знать, Соф. Почему ты хочешь скрыть это от них?

Ее глаза в панике метались вокруг, и она попыталась подняться с моих колен, но я крепко держал ее на месте. — Ты не понимаешь, — взмолилась она, сжимая руки.

— Помоги мне понять. Почему твои родители не могут знать, что ты была свидетелем?

— Потому что они будут задавать вопросы, как и ты сейчас.

Я сузил глаза, подозрение напрягло мышцы моей шеи. — Что еще ты не хочешь, чтобы они знали? Какие секреты ты хранишь?

Ее губы плотно сжались в решительном отказе говорить.

— Черт возьми, София! Как ты ожидаешь, что я буду молчать о чем-то подобном, если ты не дашь мне вескую, мать твою, причину? — Я потерял крепкую хватку, которую держал над своими эмоциями. Она не знала, в какое сложное положение она меня поставила, но от этого легче не становилось.

— Разве недостаточно того, что я прошу тебя? — тихо спросила она, глядя на меня умоляющими глазами. Когда она рассмотрела суровые черты моего лица и поняла, что я не уступлю, она опустила голову назад в знак поражения. — Мой отец — опасный человек. Он не знает, что я знаю. Если ты расскажешь ему, это откроет целую банку червей, которая изменит все.

Мои легкие прекратили всякое движение. Воздух застрял в горле, а в животе забурлило, как будто я находился на лайнере в неспокойном море.

Она знала.

Знала ли она всегда?

Все те годы, которые мы потеряли из-за того, что я не хотел, чтобы она знала - не хотел, чтобы эта тьма коснулась ее — неужели все это было напрасно?

Ярость, как жидкая магма в вулкане, поднималась из глубины меня, требуя освобождения. Он не был направлен на нее, но, тем не менее, он был там. Ярость на судьбу, которая нам выпала — ни на кого и на всех сразу. Со стальным самообладанием я загнал свой гнев глубоко внутрь, чтобы выпустить его позже, когда он не испортит весь прогресс, которого я достиг с Софией.

— Хорошо. — Это было единственное слово, которое я смог выдавить из своей стиснутой челюсти.

Она посмотрела на меня сквозь ресницы, на ее лице отразилось замешательство, и она пожевала нижнюю губу. — Спасибо, Нико.

Не в силах сопротивляться ее сладости, я прижался ртом к ее лбу, вдыхая ее восхитительный аромат, чтобы успокоить зверя внутри меня. — Пришло время отвезти тебя домой. — Я помог ей вернуться на свое место и почувствовал, как вопросы заполняют все большее пространство между нами. Ей должно было быть интересно, почему я так отдалился — почему я не задал больше вопросов о ее отце — но она не требовала ответов. Внезапно все перевернулось, и я был рад тишине.

Мы ехали обратно на остров Стейтен в полном молчании. Я старался не погружаться в бездну что-если — бесконечное число возможных вариантов нашего будущего. Все, что я мог делать, это жить здесь