Без Царя… - Василий Сергеевич Панфилов

для нас. Вот весь этот духовой оркестр, отражающийся от начищенной меди солнечный свет, и иссиня-синее небо Севастополя организовано специально для того, чтобы мы могли прошествовать через толпу в ожидавшие нас автомобили.

Юрий Сергеевич, проникшись моментом, восседал в кресле с такой необыкновенной важность и значимостью, что вольно или невольно оттягивал на себя внимания зевак. Уж на что я хорошо его знаю, и то… мелькают не мысли даже, а скорее образы, что человек он необыкновенно интересный, и не иначе как предводитель губернского дворянства. Никак не меньше!

Дражайшего родителя, памятуя о его сломанных ногах, устраивали с величайшей предусмотрительность, отчего он, кажется, окончательно уверился в том, что всё это — для него! Попытавшись собраться с мыслями, он выдавил только слово «Весьма» и милостивый кивок головой, после чего устроился с видом царственной особы, которой давно обрыдло земное.

Глафира, сияя прожектором, уселась рядом с Юрием Сергеевичем, поправляя юбки, и кажется, вознамерившись не мигать до самого конца поездки. А я…

… поймал взгляды, которыми обменивались Люба с будущим мужем, и взмолился, впервые за долгие годы:

«— Господи, если ты есть! Пусть у них всё будет хорошо, ну или хотя бы — нормально! Я ж её никому больше не пристрою…»

Венчание запомнилось мне скверно, слившись в размазанный образ епитрахилей, камилавок, мерно покачивающихся кадил с дымящимся ладаном и шмелиным жужжанием священнослужителей. Вся эта золочёная разукрашенная пёстрая масса пела, говорила речитативом, спрашивала что-то у жениха с невестой, окуривала дымом и казалась единым организмом, наподобие улья или муравейника.

Немного пришёл в себя у выхода из храма, где бойкий фотограф уважительно, но непреклонно выстраивал «композицию». Гости, несмотря на возраст и чины охотно подчинялись именитому фотохудожнику, выписанному для таких целей родителями жениха из Петербурга, и чувствовали себя не иначе как участниками театрализованного представления.

Я же…

«— … почти как тогда, в Амазонии, — шевельнулись неуместные воспоминания, — когда на шаманский обряд уговорили, с местными грибочками. Хорошо ещё, «приход» не словил! Хотя…»

… краем глаза поглядываю по сторонам, но нет! Либо гости очень воспитанные, либо (на что я очень надеюсь!) я всё-таки не выкинул ничего из ряда вон и смотрелся на общем фоне если не браво, то хотя бы здраво. Впрочем, я за эти годы вынужденно присутствовал на таком количестве служб, что вся это обрядовость буквально записана на подкорку мозга!

Придя к закономерному выводу, что от усталости, длительного стресса и недосыпа я провалился в некое подобие транса, несколько успокоился и принялся наблюдать за присутствующими. В церковь проходили только по пригласительным билетам, разосланным заранее от имени жениха и невесты, а то бывают… прецеденты! Ладно ещё, часы из кармана шафера уведут, а бывало, и повенчанный туалет невесты, что уж вовсе ни в какие ворота!

Гости жениха сплошь почти морские офицеры, среди которых статские мундиры кажутся статистической погрешностью. Общество, без малейшего преувеличения, блестящее! Парадные мундиры, ордена… а имена, имена-то какие! Не каждый светский салон собирает столько представителей знатных родов.

Некоторые из гостей фигуры более чем одиозные. Например, командующий Черноморским флотом Колчак, по поводу которого историки ломают копья и в двадцать первом веке. Вот он… стоит подле жениха, позирует.

«— Н-да… Если Арчековский примет решение остаться в Советской России, то ему такого гостя точно припомнят, а заодно и Любу рикошетом зацепит! Как там… ЧСИР[28], если память мне не изменяет.»

Потом вспоминаю (но это не точно!), что морских офицеров особо не трогали, не считая, кажется, Кронштада в частности и Балтики вообще, да и то — в первые месяцы после Революции. Но там совсем другая ситуация.

А здесь флот воюющий, а не запертый в «Финской луже». Так что и отношения между «белой» и «чёрной» костью совсем иные, пронизанные духом войны, общего дела, и какого-никакого, но товарищества. По идее, передача (ну или захват!) власти должны пройти здесь достаточно мягко. Кажется…

«— Да и Колчак… — начинаю сомневаться я, — не такие уж будущие «Товарищи» звери? Если репрессировать всех, кто когда-либо пересекался с Александром Васильевичем, то пожалуй, в Советской России вовсе не останется морских офицеров царского производства!»

С нашей стороны всё несколько… интересней. Ни одного военного мундира, редкое вкрапление статских и…

… персонажи, вроде Макса Волошина, известного в том числе своим «громким» письмом военному министру Сухомлинову, с отказом участвовать в «кровавой бойне» и сборником антивоенных стихов, выпущенных в пятнадцатом. Он, пожалуй, самый одиозный из гостей… благо, сегодня нормально одет, а не в хитоне и сандалиях, как обычно!

Здесь Ахматова, которую я не чаял видеть, но именитая поэтесса отдыхала с сыном в любимом Севастополе и приняла самовольное приглашение Волошина…

… и целый шлейф более или менее именитых поэтов, писателей, художников, переводчиков и профессуры, отдыхавших непосредственно в Севастополе или не слишком далеко от него.

«— Лёд и Пламя!» — мелькает в голове при виде упорядоченных морских офицеров и хаотичных представителях мира искусства, ведущих себя настолько вольно, насколько это вообще позволяют приличия на таком мероприятии.

«— Кто бы что ни говорил, а свадьба запомнится! — устало думаю я, — стараясь не закрывать глаза при моргании слишком уж надолго, — Не то что говорить о ней, писать будут… Не просто в светской хронике на страницах севастопольских газет, а в воспоминаниях, монографиях, всплывать в художественных книгах, очерках и статьях. Просто потому, что вот она — История уходящей Эпохи! Куда уж ярче…»

… и фотографии, фотографии, фотографии! Свадьба так и осталась в моей памяти неким фотоальбомом. Отдельными, разрозненными кадрами, разложенными на белых листах.

Вскинутые палаши моряков, под которыми проходят жених с невестой. Севастопольские адмиралы — группой, старший среди которых, Александр Васильевич Колчак, произносит что-то напутственное и судя по восторженному виду моряков, сулящее невиданные карьерные перспективы рдеющему от смущения жениху, Михаилу Дмитриевичу Арчековскому.

Богаевский, пристально глядящий на Любу и рисующий в большом блокноте какие-то эскизы. Родится ли потом из этих набросков что-то стоящее, Бог весть, но…… я, как брат, сделал всё, что смог!

Потом была поездка через весь город, свадебный обед на двести персон по полусотенной за куверт[29] и всё то, что вспоминается обычно всю жизнь…

Даже папенька сегодня ничего не испортил. Он только благостно улыбался, кивал не всегда впопад и производил впечатление счастливого отца, который, превозмогая страдания, радуется счастью дочери.

А я, изо всех пытаясь не заснуть прямо на банкете и старательно выполняя всё обязанности брата невесты, внезапно осознал…

… все мои испытания, все сложности из тех, от которых хотелось вскрыть вены, это всего лишь разминка перед