Лишний - Дмитрий Болдин

Андрей, родненький, — продолжает она, и по ее щеке скатывается слеза, — что же это такое?

— Я… я не знаю, — говорю я и опускаю голову, — я не знаю…

По щекам тети Лены градом бегут слезы. Она достает платок и утирает их, а мне становится так грустно и неловко, что я молчу — всегда здоровался, улыбался Алекс, а теперь…

— Теть Лен, — говорю я, не поднимая головы, — я правда не знаю…

— Присядь, Андрюш, присядь, — говорит мне тетя Лена. Я подхожу к кожаному дивану оливкового цвета и сажусь на него, уставившись в одну точку на полу. Тетя Лена выходит из-за своей стойки и присаживается рядом со мной. — Сначала родители, теперь Алекс. — Я чувствую исходящий от нее запах валерьянки. — Проклятье какое-то.

— Да уж, — почти шепчу я. — Все непонятно…

— Ты так давно не заходил к нему. — Я понимаю, что она не в курсе, что меня не было в городе два года. — Раньше так часто бывал, а потом пропал…

— Я… я не пропал, мне надо было уехать, ненадолго. Поучиться, — отвечаю я.

— Раньше вы все часто бывали здесь, а потом… — Тетя Лена останавливается.

— Что потом? — спрашиваю я.

— Потом перестали.

Мы сидим молча, и в этой тишине настолько некомфортно, что я поднимаю голову, делаю вдох и спрашиваю:

— Скажите, а кто-нибудь к нему заходил?

Тетя Лена молча делает отрицательный жест.

— А недавно? — спрашиваю я. — Ну, может, не в вашу смену кто был…

Тетя Лена молчит, и я готовлюсь услышать что-то страшное, но она продолжает медленно качать головой.

— Он как вообще был? — спрашиваю я.

— Улыбался всегда, когда выходил из лифта, здоровался, — отвечает она.

— А когда возвращался домой? — Я замечаю, как у тети Лены дрожат руки, которыми она сжимает носовой платок.

— Озадаченный последнее время был он, но всегда здоровался.

— А вы как узнали? Ну про… — Я останавливаюсь, собираюсь с силами и заканчиваю фразу: — …Смерть.

— Адвокат их из компании приезжал. Поднялся наверх, забрал какие-то бумаги, которые нужны были для… для похорон, как он сказал, и уехал.

— А у вас ключи остались? — спрашиваю я, и тетя Лена кивает.

— Тебе что-то надо там? 

— Да… хотел фотографию забрать, — почему-то говорю я, — а то пропадет.

Тетя Лена проходит обратно за стойку. Открывает стеклянную полку, снимает ключи с крючка «104», передает мне. Я говорю, что я на пару минут, а потом все верну, она садится обратно в рабочее кресло и ничего не отвечает.

А потом в лифте у меня закладывает уши.

Моя новая жизнь началась на тридцать седьмом этаже, в небольшой квартире с белыми стенами. В коридоре картина, на которой белым контуром по черному фону были изображены башни-близнецы. В квартире была всего одна комната с широкими окнами с видом на город. В комнате стояла большая низкая кровать, письменный стол, вмонтированный в стену шкаф и пустой рейл на колесиках. Небольшая кухня выглядела уютной. Белые стены красиво сочетались с серым камнем и металликом. В зеркальном шкафчике в ванной комнате стояли ватные палочки и лежала упаковка ксанакса. Быстро осмотревшись, я скинул сумку рядом с кроватью и лег. Закрыл глаза и попытался заснуть, но ничего не вышло, поэтому я просто долго лежал, уставившись в белый потолок. Мне показалось, что пролежал я так пару часов, пришла мысль — спать я теперь вряд ли когда-нибудь уже смогу хорошо, всю жизнь придется спасаться от кошмаров. Я прошел в ванную за ксанаксом, а на кухне прихватил из холодильника бутылку воды. Вернулся в комнату и сел на кровать, глядя в ночное небо за окном. Я закинул в себя пару таблеток и опустошил залпом бутылку воды. Включил телефон, на дисплее которого сразу же появились непринятые вызовы и сообщения в мессенджерах от Алекса, Кати, Миры, Светы, Ксюши, Артема и еще других людей, с которыми я принял решение не выходить на связь. Открыл плейлист и запустил Робби Уильямса — «No Regrets». Закрыл глаза и упал спиной на кровать, надолго уйдя по ту сторону сна.

Tell me a story

Where we all changed

And we’d live our lives together

And not estranged

I didn’t lose my mind

It was mine to give away

Couldn’t stay to watch me cry

You didn’t have the time

So I softly slip away

No regrets they don’t work

No regrets now they only hurt

Sing me a love song

Drop me a line

Suppose it’s just a point of view

But they tell me I’m doing fine

Когда мама Алекса была жива, в гостиной на огромном круглом белом столе всегда стояли свежие цветы в стеклянной вазе. Алекс какое-то время поддерживал эту традицию, а потом перестал. Сейчас ваза была пуста, рядом валялись смятые фантики, лежал джойстик от приставки и пепельница, пепел немного просыпался на столешницу, а в комнате пахло смесью табака и комнатного диффузора, чьи огромные ветви распускались из стеклянной колбы возле большой плазмы. На диване валялась белая футболка с каким-то принтом, на кресле — голубые джинсы.

Заглядываю в родительскую спальню, в ней я раньше вообще редко бывал. И дверь в нее почти всегда была закрыта. На небольшом столике возле кровати — много фотографий в рамках, родители Алекса и совместные семейные снимки из путешествий. На одном из них Алекс смотрит куда-то в пол, а родители широко улыбаются в сторону камеры. В глаза бросается фоторамка с разбитым стеклом, за которым мама и папа Алекса парят где-то над заснеженными горами на подъемнике. Мама в синем лыжном костюме, отец в желтом. Оба в черных очках, в которых отражается солнце. Единственное, что помню, — окна всегда были открыты. Сейчас же они плотно задернуты серыми автоматическими шторами.

В двух ванных комнатах были разбросаны вещи Алекса, а зеркала не чищены. В шкафчике над раковиной я обнаруживаю таблетки успокоительного, глазные капли и средство для полости рта. На одном из полотенец замечаю небольшие следы крови, думаю, что кровь из носа.

На кухне я открываю холодильник и вижу в нем много бутылок негазированной воды, пару банок колы, виноград, который уже начал портиться, початую бутылку белого вина. Подхожу к окну и какое-то время смотрю в сторону Останкинской башни, а потом быстрым шагом направляюсь в комнату Алекса.

Огромная кровать заправлена черным постельным бельем, поверх которого лежит глянцевый журнал с Эмили Ратаковски на обложке. На подоконнике в ряд стоят небольшие фигурки Bearbrick, а рядом белая роза. Под телевизором свалены брендовые пакеты с вещами. На стене альтернативный плакат фильма «Начало». В углу комнаты большая ваза из массивного коричневого бруска, в которой ничего нет. Я проверяю все полки, но нахожу только какие-то пригласительные на концерты и стопки билетов из кино, которые Алекс никогда не выкидывал. В одном из ящиков обнаруживается свернутый пакетик с белым порошком, немного травы, пластиковая коробочка с разноцветными таблетками и полароидный снимок, на котором под яркой вспышкой стою я с