Лишний - Дмитрий Болдин
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Однажды Алекс повел нас с Мирой в кондитерскую еще существовавшего ресторана «Прага» и купил всем по эклеру. Он говорил, что это вкус детства и никакие другие эклеры не сравнятся, даже если будут покрыты сусальным золотом, как он тогда выразился. Он съел три штуки и не стал запивать. Потом мы пошли по Старому Арбату, и у стены Цоя он сказал, что не дай бог после смерти получить такое признание, как миллион раз перекрашенная бетонная стена, возле которой постоянно тусуются непонятные люди. Мира спросила, что бы он хотел получить после смерти, а Алекс долго думал, но потом ответил, что лучше, если его прах останется на слизистой его близких друзей, то есть всех нас. Мира идею отвергла, тогда он сказал, пусть раз в год кто-то ходит в «Октябрь» и берет на него билет, так он будет с нами смотреть кино. Эту его идею мы с Мирой приняли на ура и пошли есть бургеры. А после Алекс сказал, что ему надо срочно домой, потому что с ним о чем-то хотел поговорить отец. И убежал.
Я иду по Арбату с разряженным телефоном и вспоминаю эти моменты. Мимо проходят люди, исчезают за спиной, и мне кажется, что если я резко обернусь, то там никого не будет. Повернуться страшно. Остается только прибавить шаг. Когда останавливаюсь, чтобы купить воды, понимаю, что стою возле «Новокузнецкой». Делаю глоток и спускаюсь под землю.
Я смотрел в окно иллюминатора на океан и думал, что было бы здорово упасть туда, только одному, не всем бортом. Чтобы пропасть навсегда, пусть меня больше никто не видит, не слышит, чтобы меня просто забыли. Рядом со мной сидел мужчина в сером костюме, который весь полет читал какую-то книгу, завернутую в обложку, и делал заметки на полях. Мы с ним разговорились, хоть я был совсем не в настроении с кем-то общаться, оказалось, что он психолог, живет в Штатах уже больше десяти лет, у него семья, дети, два автомобиля и квартира в центре Нью-Йорка. Он рассказал, что в Москву летает часто, там есть постоянные клиенты, которые нуждаются, чтобы с ними просто кто-то говорил — от этого у них появляются силы жить. Таких людей в Москве больше, чем где-либо, он мне так сказал. Потом мы выпили по коле с лимоном, и я рассказал, что сам давно живу в Штатах, что у меня там мама с сестрой, учеба, практика, девушка. Ни на один его уточняющий вопрос я внятно не ответил, я не мог сказать правду. Психолог, видимо, что-то понял и спросил, не пережил ли я недавно удар. Я сделал глоток ледяной колы с лимоном и сказал, что не люблю драться. После этого он мне протянул визитку, которую я положил во внутренний карман бомбера, и больше со мной не говорил.
Я не понимал, что буду делать в Штатах. Я вспоминал алгоритм, о котором мне рассказал отец, и мне казалось, это может завести куда-то не туда, но потом я вспомнил, как далеко я сам зашел, и, может, оно и лучше, когда есть хоть какой-то план. Мне пугала новая жизнь, и еще сильнее пугало, что будет в Москве. Как мама справится с тем, что отец ей изменил, как Юля будет без меня, как Катя, Алекс, Артем, Света, Ксюша будут обсуждать меня? И вообще, мне стало грустно, что ни с кем я не попрощался. Мне не дали.
Внезапно я подумал, что единственное верное решение, которое я могу принять и сделать, — пересобрать себя заново. Собрать новую жизнь, в которой я попытаюсь забыть ужасное. Я понимал, что это будет трудно, но другого выбора у меня не было. Я понял, что океан может быть и городом, в котором можно пропасть, и меня никто не увидит, не услышит, меня забудут. С такими мыслями я приближался к берегам новой жизни.
Когда загорелась лампочка «пристегните ремни», я закрыл глаза, глубоко вдохнул и почувствовал, как какая-то легкая дрожь пробежала по обшивке самолета и осталась где-то в хвосте.
Тело Алекса было обнаружено в районе метро «Дмитровская», рядом с железной дорогой возле дизайн-завода «Флакон», за бетонной плитой, недалеко от места, где проходили скоростные поезда и электрички. На нем была белая рубашка, черные брюки и кроссовки Yeezy последней модели. Тело было накрыто картонными и алюминиевыми листами. Его кто-то пытался скрыть. Тело обнаружил бомж, он шел вдоль железной дороги и увидел стальные листы, которые захотел сдать в цветмет. Позже бездомный рассказал полицейским: он просто лежал с закрытыми глазами, без крови, будто бы спал. На теле не было видимых повреждений. В кармане нашли выключенный телефон, зажигалку и бумажник, в котором были две банковские карты, три тысячи рублей и фотография с родителями, сделанная за несколько месяцев до их гибели, в день рождения его матери, на веранде какого-то ресторана. На той фотографии Алекс обнимается с родителями, широко улыбаясь Алекс иногда рассказывал, что это он организовал семейный выход, чтобы отпраздновать и побыть какое-то время всем вместе, как когда-то в детстве. Он гордился тем, что смог это сделать, и вечер, по его словам, прошел спокойно и без надрывов. Тело Алекса было отправлено в морг, а на опознание приехал адвокат из компании его отца, он знал Алекса много лет и сразу начал заниматься процессом похорон. Обо всем этом мне в трубку рассказывает убитый горем Артем, и мне кажется, что убит он больше чем-то принятым. Или принятым от горя. Я слушаю его и чувствую, как по спине уже пробегают не мурашки, а что-то большее, словно несколько змей ползают по мне. Артем говорит, что похоронят Алекса, скорее всего, рядом с родителями, а я слушаю его и думаю, что в другом месте это было бы странно делать, но не спорю, потому что смысла нет никакого. Артем говорит, что Катя еще ничего не знает и он понятия не имеет, как ей об этом рассказать. А я смотрю в окно, часть которого начинает заливаться оранжевым светом утра, и отвечаю, что не задеть это не может и ему все равно придется сказать. Артем говорит, что про тело ему сообщил адвокат. Я спрашиваю, почему именно ему. Артем долго молчит, а потом отвечает, что последний непринятый звонок на телефоне Алекса был сделан Катей с его телефона. Когда окно полностью залито солнечным светом, который касается моих ног, я говорю Артему, что надо это все пережить, потому как другого выхода нет. А Артем
