Лишний - Дмитрий Болдин
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Когда под нами показалась черная полоса с огнями по бокам, мое сердце стучало так сильно и быстро, что мне на миг подумалось: его слышно всем. Я посмотрел на психолога — он сидел с закрытыми глазами. Я нервно сжимал в руке ремень безопасности. Шасси все не касались земли, я начал думать о Юле, о том, как сильно хочу быть рядом с ней или просто хотя бы со стороны увидеть ее, закрыл глаза и представил, как она сидит в своей комнате и что-то смотрит на планшете, а я стою в дверях и наблюдаю за ней, но она так увлечена, что ничего не замечает, но потом поворачивает голову, видит меня и подбегает. И когда я представляю наши объятия, происходит резкий толчок. Я открываю глаза с ощущением чего-то несделанного и с облегчением, что полет закончился.
Меня встречал человек в черном костюме без галстука. Мы с ним просто сухо поздоровались. Вернее, я с ним поздоровался, а он мне хмуро кивнул. Он взял мою сумку и быстро двинулся в сторону выхода. На улице я глубоко вдохнул и нырнул в салон черной машины. Человек кинул мою сумку в багажник, громко хлопнул крышкой, сел за руль, достал из бардачка белый конверт, протянул его мне не глядя и надавил на газ. Я заглянул — там лежали доллары. Потом я посмотрел в окно — на взлетающий самолет.
В одной из кофеен «Флакона» я беру капучино и смотрю через окно на такси, в котором приехал. Несколько школьников со скейтбордами громко обсуждают какое-то кино, там люди умирали от того, что им с момента рождения давался определенный срок жизни, о чем они не подозревали. Я пытаюсь вслушаться в сюжет, но замечаю, как такси уезжает, и выхожу из кофейни. Иду в сторону железной дороги и думаю: может, школьники говорили вовсе не о кино, а потом отключаю телефон.
Я иду вдоль синего забора рядом с железной дорогой, по которой время от времени грохочут электрички. Забор исписан баллончиками. Странный символ, похожий на солнце, вместо лучей у которого — странные узоры, сделанные розовой краской. Чуть дальше рисунок в виде снайперского прицела, посредине которого чей-то затылок. А еще дальше — надпись черной краской: «Конец пути?» Я останавливаюсь у этой надписи, пропуская других людей на узкой тропинке, посыпанной гравием, а потом замечаю единственную бетонную плиту у забора и чувствую, как под ногами проходит вибрация, хотя электричек не видно. С каждым приближением к массивному серому куску бетона сердце начинает биться сильнее, и я даже пару раз оборачиваюсь назад — то ли от страха, что за мной кто-то следит, то ли оттого, что просто не понимаю, зачем сюда приехал, но продолжаю идти дальше. Сзади раздается громкий треск звонка, который меня сильно пугает, а остальных предупреждает о том, что скоро будет проходить поезд. Я подхожу вплотную к плите, осматриваю, что лежит рядом, в надежде что-то найти, но что именно, не понимаю. Замечаю только пустые стеклянные бутылки и окурки от сигарет. Сажусь на плиту и смотрю в сторону трех высоких жилых башен напротив, вспоминая о том, как Алекс всегда говорил, что ему нравится там жить, что они напоминают город, который герой Ди Каприо в ленте «Начало» строил во сне со своей девушкой, чтобы остаться там навсегда, и который потом был разрушен. Алекс смотрел раз пять этот фильм, а Катя ему как-то раз из Штатов привезла альтернативный постер, который нашла в книжном магазине. Алекс тогда очень радовался подарку и хотел с нами в тот день пересмотреть фильм, и мы были согласны собраться у него вечером, но потом он не ответил никому на звонок, а еще позже мы узнали, что родители Алекса разбились на вертолете.
Я вспоминаю, как Алекс приехал к отелю, в котором был мой отец с чужой женщиной, и как он предложил подождать меня или пойти туда вместе, и я думаю о том, что было бы, если бы я не отпустил его тогда. Может, он остановил бы меня у двери, а может, сел бы потом за руль вместо меня, и ничего хуже, чем мой отец, изменяющий маме, не последовало бы. Потом вспоминаю, как на дне рождения он вилкой проткнул руку Мире, а потом его сильно выпороли. Когда его уводили домой, он сказал, что когда-нибудь мы забудем про этот день. Я затягиваюсь сигаретой и выдуваю дым, который быстро растворяется на фоне тучи. С неба на меня падает тяжелая капля, и я понимаю, что оставаться здесь больше нельзя. Потом падает еще одна капля, за ней другая, третья, начинается дождь. Я встаю с плиты и кладу под нее недокуренную сигарету, а потом бегу через рельсы в сторону высоток, и невидимыми волнами меня накрывает страх.
Мне страшно оттого, что есть группа «Невиновных нет» и почему-то все, кто там появляется, сначала исчезают, а потом умирают. Мне страшно, что я вышел с кем-то на связь и этот кто-то посылал мне странные сообщения. Мне страшно, что сначала была Мира, а теперь Алекс. Мне страшно, что за мной могут наблюдать. Мне страшно включить телефон. Мне страшно. Страшно, страшно, страшно.
У подъезда дома Алекса смотрю на единственный припаркованный напротив темный автомобиль с тонированными стеклами, по которым бьются и быстро скатываются капли дождя. Кажется, за черным стеклом кто-то есть, и этот кто-то, может, наблюдает за мной, отчего становится страшно и приходится опустить голову, а когда дверь в подъезд открывается и оттуда выходит высокий парень в сером тонком пальто, я придерживаю дверь и захожу внутрь, слыша, как за спиной несколько раз раздается звук сигнализации автомобиля, и меня немного отпускает. По ту сторону стойки ресепшена — женщина в черном костюме, она смотрит куда-то в стол. Я медленно подхожу и узнаю в ней тетю Лену, которую так часто видел здесь, когда приезжал к Алексу, и которая всегда была добра и улыбчива. Я подхожу еще ближе, на столе лежат закрытая тетрадь и серый многоканальный телефон, а потом тетя Лена поднимает голову, и в ее глазах я вижу слезы и смятение. Она ошарашенно смотрит на меня, а я замечаю, как уголок ее левого глаза начинает дергаться.
— Андрей? — произносит она дрожащим голосом.
— Здрасьте, — тихо отвечаю я и чешу переносицу.
—