Сто лет одного мифа - Евгений Натанович Рудницкий

обороняться до последнего патрона, обербургомистр взял с собой снятый с предохранителя парабеллум. Однако речь шла только о выдаче продуктовых карточек семье гауляйтера, которую он собирался эвакуировать, – сам же он, по его словам, готовился занять с товарищами по партии оборону в Доме немецкого просвещения и там погибнуть, защищая город от врага. На самом деле он вскоре покинул Байройт вместе с еще несколькими партийными функционерами на легковых автомобилях, багажники которых были забиты продуктами, выпивкой и сигаретами.

11 апреля началась самая жестокая бомбардировка, и в результате город лишился телефонной связи и электроснабжения. К тому времени было разрушено более трети жилых зданий. Тем временем заместитель гауляйтера Людвиг Рукдешель успел сообщить в Берлин о бегстве Вехтлера, и оттуда поступил приказ казнить предателя. Посланные для выполнения этого приказа эсэсовцы нашли руководство гау в 140 километрах от города в Баварском лесу, и гауляйтер был расстрелян. 14 апреля американские войска вошли в сдавшийся без боя город, который теперь украшали не флаги и красные полотнища со свастиками, а белые полотенца и простыни, свешивавшиеся изо всех окон. Белый флаг украшал и балкон Дома торжественных представлений, с которого фанфары извещали о начале фестивалей. К тому времени Винифред все же решилась покинуть Байройт, а жившая в доме Зигфрида ее подруга Лиз Беккер сообразила сжечь до прихода американцев висевший в ее кабинете портрет Гитлера, подаренный на Рождество 1933 года самим фюрером. Хозяйка Ванфрида, никогда не скрывавшая восторженного отношения к своему кумиру, впоследствии очень сожалела об этой утрате.

В тот день, когда американцы вошли в Байройт, местечко Оберварменштайнах подверглось артобстрелу, и под разрывы снарядов у Эллен начались родовые схватки. Находившаяся при ней Винифред была в панике, поскольку поблизости не оказалось акушерки и она не знала, к кому обратиться за помощью. Через пять месяцев она писала в Америку Фриделинде, что внучка «родилась… под вой проносившихся на низкой высоте самолетов и т. д. и т. п. – Тогда я убежала с младенцем, которому не было и 24 часов от роду, в лес, а Эллен перенесли на лестнице, покрытой матрацами, в так называемый подвал на случай, если легкий деревянный домик развалится!!! – Ну, об этом можно будет рассказывать сказки и легенды детям и внукам!» Много лет спустя Вольфганг, который к тому времени уже развелся со своей первой женой, описывал это событие более спокойно: «14 апреля при мерцающем свете свечей родилась моя дочь Ева. Роды у жены были довольно мучительными; явно сыграли свою роль переживания, связанные с бомбардировкой Ванфрида… В ожидании грядущих событий мы пребывали в довольно угнетенном состоянии». По его воспоминаниям, при родах все же присутствовал оказавшийся поблизости «врач-беженец словенско-немецкого происхождения, который, очевидно, считал неизбежным и необходимым обстоятельно и с соблюдением полного душевного спокойствия пересказывать слухи о том, что отношение американцев к мирному населению еще хуже, чем отношение русских». Однако эти опасения оказались совершенно напрасными. Через несколько дней, когда американцы были уже в Ванфриде, стало ясно, что терроризировать местных жителей они не собираются. В своих воспоминаниях Вольфганг отметил: «Американские воинские части заняли нашу область, и их отношение к гражданскому населению оказалось в высшей степени гуманным и безупречно корректным. Не было никаких злоупотреблений властью, и все смогли вздохнуть с облегчением. Обошлось без происшествий, дом моей матери и прилежащий к нему земельный участок военные патрули не обыскивали». Когда через несколько дней Винифред решилась вернуться в Байройт, она обнаружила, что там «прокатилась не поддающаяся описанию волна грабежей… было похищено все белье, все серебро, все подушки и одеяла – были перерыты и разворованы даже развалины Ванфрида и весь театральный фонд в Доме торжественных представлений. Исчезли все инструменты, пишущие машинки, арифмометры и т. п. Не осталось ни одной не выбитой двери, ни одного не взломанного шкафа». Через два года она писала: «Почти ежедневно мы встречаем людей в… одежде, которую забрали из нашего подвала, когда царил страшный хаос… таким образом, исчезло все… что не смогли уничтожить воздушные налеты».

22 апреля Виланд и Бодо Лафференц решили осуществить свой план бегства в Швейцарию. На автомобиле, принадлежавшем фирме, которую курировал Бодо, они добрались до причала в Юберлингене, где их ждал катер той же фирмы. Они отчалили в темноте, двигатель работал на малых оборотах, но на середине Боденского озера их все же выхватил из темноты прожектор береговой охраны, и они были задержаны. В качестве документов, подтверждавших их принадлежность к семье Вагнер, они предъявили, помимо паспортов, захваченные с собой рукописи партитур; вдобавок они сослались на то, что в Швейцарии их готова принять семья Вилле – потомки друзей и соседей Рихарда и Минны Вагнер в Цюрихе. Однако это им не помогло, тем более что и у семьи Вилле была в Швейцарии не лучшая репутация. Задержанных сопровождали до их возвращения на немецкий берег, где они, к счастью, нашли оставленную машину и благополучно добрались на ней до брошенного на произвол судьбы дома. Оправдываясь перед Фриделиндой за действия швейцарских властей, смотрительница трибшенского музея Эллен Беерли писала ей в сентябре 1945 года: «Вы не должны сердиться на наши власти за то, что причиной происшедшего стали ваши близкие отношения с „дядюшкой Адольфом“. Это месть за все разом, теперь даже хорошие нацисты у Швейцарии и у ее народа не в чести. Их, в том числе и ваших возлюбленных родственников, обходят стороной – и вот Вам результат».

Через неделю, едва успев обвенчаться, Гитлер и Ева Браун покончили с собой в бункере рейхсканцелярии. Переданное по радио сообщение о смерти фюрера сопровождалось траурным маршем из Заката богов, а еще через неделю Германия подписала с представителями командования союзников акт о безоговорочной капитуляции – после этого об «ударе ножом в спину» не могло быть и речи.

«Гости фюрера» на фестивале 1944 года

Часть III. Миф остается мифом

Глава 23. Фриделинда не торопится с возвращением

Внутреннюю дилемму, раздиравшую по окончании войны душу каждого немца, лучше всего определил первый президент провозглашенной в 1949 году Федеративной Республики Теодор Хойс: «Для каждого из нас 8 мая остается в принципе самым трагическим и сомнительным парадоксом истории. Почему же? Потому что мы были одновременно избавлены и уничтожены». Если для нации в целом «избавление» служило некоторым утешением и позволяло надеяться на будущее возрождение, то для бывших обитателей Ванфрида оно означало утрату былого влияния и надежды на его восстановление – для этого им надо