Сто лет одного мифа - Евгений Натанович Рудницкий

члена Союза д-ра Франца В. Байдлера. Родившийся и выросший в Санкт-Галлене д-р Байдлер является сыном старшей дочери Рихарда Вагнера, то есть внуком композитора. В обозримом будущем одно американское издательство опубликует написанные им отрывки биографии Козимы Вагнер, разъясняющие кое-что и в биографии композитора». В этом сообщении содержалось определенное лукавство. На самом деле Байдлер провел детство и отрочество не в Санкт-Галлене, а в Байройте, однако о его связи с обитателями Ванфрида старались уже не упоминать.

На посту президента правления Мёшлина вскоре сменил Анри де Циглер, и облик Союза стал меняться на глазах. К тому времени возникло множество стремившихся влиться в Союз региональных писательских организаций, и новый президент всячески поддерживал эту тенденцию. Теперь Байдлер активно занялся переработкой устава Союза и организацией взаимодействия правления с местными отделениями. Результатом стали утверждение нового устава на чрезвычайном собрании в ноябре 1943 года и выборы правления, состоявшего теперь наполовину из представителей региональных организаций. При этом работа правления, как ни странно, упростилась, поскольку его члены общались главным образом по переписке и значительно реже собирались на совещания. Вполне естественно, что одновременно возрастали требования к деловым качествам секретаря и заметно усилилось его влияние.

У него появились более широкие возможности для оказания помощи писателям, искавшим убежища в Швейцарии, и он с гордостью писал об этом Томасу Манну: «Что касается моей секретарской деятельности, то мне удалось по крайней мере получить небольшое удовлетворение от того, что в сотрудничестве с единомышленниками были достигнуты две вещи. Во-первых, существенно улучшилась забота о писателях-беженцах и эмигрантах – у нас налажено дружеское взаимодействие, а между Союзом и ими достигнута даже настоящая солидарность, и я сам с удовольствием вникаю в их дела и бываю рад им помочь. Во-вторых, удается предотвращать пропагандистские поездки „неполитически-художественного“ характера фуртвенглеров через нашу область».

Отказавшийся от всех официальных должностей Фуртвенглер давал теперь концерты и дирижировал оперными представлениями в качестве независимого музыканта, однако все знали, что за свою свободу ему приходилось расплачиваться участием в официальных мероприятиях, пропагандистских гастролях и таких угодных властям музыкальных форумах, как Байройтские фестивали военного времени. Он охотно дирижировал и в Швейцарии, получая за свои выступления твердую валюту, однако с некоторых пор ему там стали оказывать прохладный прием. Когда он прибыл туда в феврале 1945 года, его выступление в цюрихском Тонхалле было сорвано в результате громких общественных протестов. Байдлер называл фуртвенглерами тех представителей музыкальной элиты, которых нацистское руководство использовало для создания за рубежом благостного образа Германии как цивилизованной, культурной страны, хотя во время войны уже никого нельзя было в этом убедить.

В качестве такого посланца использовали также писателя Ганса Кароссу (Carossa), считавшегося в Европе чуть ли не последним оставшимся в Германии представителем немецкой гуманистической традиции. Когда Союз писателей запросили о целесообразности выдачи ему въездной визы, Байдлер сделал все от него зависящее, чтобы этого не допустить, разослав прежде всего местным отделениям циркулярное письмо с вопросом: «Считаете ли Вы допустимым, чтобы немецкий имперский писатель Ганс Каросса, президент учрежденного в Германии Европейского объединения писателей, выступал в ближайшее время в Швейцарии с публичными лекциями?» Президент Союза был полностью солидарен с секретарем: «Проект выступлений Кароссы кажется мне просто кошмарным. Это вызов общественному мнению, и следует сделать все возможное, чтобы ему воспрепятствовать». Аналогичная позиция была высказана и в ответном письме, полученном от одного из местных отделений: «До тех пор, пока господина Каросса активно или пассивно участвует в уничтожении культурных ценностей, у него нет никакого права выступать в качестве культурного посредника перед приличной швейцарской публикой, чтобы таким образом сохранять и поддерживать страдания других писателей или даже способствовать их гибели». В результате «бедный Каросса», как его насмешливо называл Томас Манн, так и не был принят в Швейцарии.

Обязанности секретаря Союза Байдлер продолжал исполнять и во время прохождения военных сборов – подтверждением служат его письма секретарше: «Мы на нашем „отрезке“ в Шпрайтенбахе только до следующего понедельника, а потом отправляемся в Дюбендорф. Итак, скучная служба… Служба довольно напряженная, в первые дни полностью отключаешься. Поэтому не ждите от моей одуревшей головы никакой духовной продукции! А теперь „по-военному кратко“, пункт за пунктом», – и далее следуют его указания. Впрочем, когда требовалось срочное присутствие Байдлера в Цюрихе, командование охотно предоставляло ему отпуск. Сохранилось письмо старшего лейтенанта Мейли президенту Союза Анри де Циглеру: «По поводу Вашего прошения об отпуске для пехотинца Байдлера сообщаю, что в виде исключения и с учетом образцового исполнения им службы оба отпуска будут ему предоставлены».

Одновременно секретарь Союза писателей живо интересовался музыкальной жизнью страны, свидетельством чему его переписка с дирижерами Феликсом фон Вайнгартнером и Эрихом Шмидом и композитором Владимиром Фогелем. Свое мнение о положении музыки в стране Байдлер изложил жившему в то время уже в Палестине Лео Кестенбергу: «…возможно, мое суждение несправедливо, но наша музыка все еще глубоко погружена в поздний романтизм а-ля <Рихард> Штраус и <Отмар> Шёк, поэтому я не проявляю к ней ни малейшего интереса. Разумеется, есть исключения: <Артюр> Онеггер, превосходный Франк Мартен – председатель нашего объединения музыкантов – и некоторые более молодые. Меня подмывает изложить тебе свои соображения по поводу разницы между музыкантами и писателями, в связи с чем у меня есть хороший повод для злорадства…» Бывшему начальнику он признавался: «Я не мог бы быть секретарем у музыкантов, для работы секретарем писательского союза мои возможности значительно лучше». При этом он не прерывал работу над биографией Козимы Вагнер и даже подыскал для будущей книги издателя – Альфреда А. Кнопфа, опубликовавшего в Нью-Йорке книги Томаса Манна (именно Манн, по-видимому, порекомендовал ему своего бывшего секретаря) и знаменитую четырехтомную биографию Вагнера авторства Эрнеста Ньюмена. В работе над книгой Францу Вильгельму активно помогала его жена Эллен. В апреле 1942 года у них родился поздний ребенок – дочь Дагни, но с тех пор здоровье Эллен постоянно ухудшалось, и в октябре 1945 года она умерла в возрасте сорока двух лет, оставив его вдвоем с трехлетней дочерью.

После войны появилась надежда получить доступ к немецким архивам, и уже прижившийся в Швейцарии и не собиравшийся возвращаться на родину Байдлер стал подумывать о том, чтобы совершить туда поездку, сулившую получение новых материалов. Об этом он написал Лео Кестенбергу в 1946 году: «По поводу Германии: тут вряд ли следует еще чего-то желать, и „немецкий дух“ вполне заслуженно испускается. По доброй воле я бы не ступил на эту проклятую землю, но вынужден, к сожалению, это сделать в качестве „добросовестного“ автора, поскольку мне не будет