Горизонт забвения - Дарья Тарасова

под безоблачным небом заблестели так сильно, что ослепляли. Изредка встречающиеся деревья стояли в невесомых белых шапках, и, от взлетевшей птицы или порыва легкого ветерка, с верхушек срывается вниз снежная пыль. На снегу, как на белом листе, четко прорисовались узоры птичьих следов. Самые разные местные птицы у кормушек дерутся из-за корочки хлеба им нелегко отыскать еду в это время года. Снегири яркими красными грудками сильно выделялись на фоне воробьев и сорок. В темных закутках облысевшего кустарника то и дело показывались волки и лисы, прячась, завидев нас.

Солнце поднялось в зенит и вся дорога стала похожа на россыпь белых сверкающих алмазов.

Вся эта красота напомнила мне о звездах, которые помогали мне выживать годами, которые были свидетелями наших поцелуев.

В общину направлялись шесть машин. Путь был не близкий.

– Я рада, что покажу тебе мою любимую поляну в лесу, берег реки и свой дом. – решила я прервать молчание.

– Мне интересно все это увидеть. – Марк улыбнулся и приглушил радио. Он посмотрел на меня и игриво подмигнул.

– Расскажи мне о хорошем воспоминании из общины.

Я призадумалась.

– Наверное… Самое любимое – первые теплые дни в конце мая. По – настоящему тёплые. Мы с другими детьми выходили в поле, где все цветы и травы уже цвели в полную силу. Мы ложились в круг, головами друг к другу и просто разговаривали. А когда вода в реке уже прогревалась – мы уходили к скалам и прыгали в заводь. Сердце замирало, дыхание обрывалось. Но тогда мы чувствовали, что живы.

– Очень интересное воспоминание.

– Спасибо. А теперь ты мне расскажи.

– В школьные годы мы жили на юге и наш дом стоял на берегу моря. У родителей была плантация персиков и в начале лета, когда наступали каникулы, мы вешали гамак между деревьями. В полдень, когда было слишком жарко, можно было отдохнуть там. А ближе к вечеру, мы с друзьями собирались в большую компанию и катались на велосипедах по всему до самой темноты.

– Я бы тоже хотела увидеть это место. Увидеть море, океан и горы. Да вообще все что угодно увидеть.

На некоторое время мы замолчали.

– Какой срок ей светит? – я задала вопрос, который мучает меня уже полдня.

– Скорее всего – пожизненное. Если не пойдет на сделку со следствием.

– Но если она сдаст Роберта – ее отпустят?

– Лет через двадцать.

– Ого! Еще одна загубленная жизнь в одной семье. – пробормотала я.

XXIV

Спустя еще несколько часов мне стали казаться знакомыми некоторые места. Похоже мы уже близко. За очередным поворотом в чаще леса показался крайний дом поселения – его мы использовали как сарай для готовой продукции.

Сейчас мне было с чем сравнить и я, наконец-то, поняла, насколько сильная нищета царила в этом месте. Ужас, вечность и безысходность, слившиеся в призрачном вальсе. Теперь дома мне казались жалкими лачугами. Ничтожно жалкий быт был представлен двадцатью посеревшими деревянными постройками, с маленькими окнами. Они вытянулись по обе стороны от узкой дороги, склонили свои крыши, словно переживая за своих жильцов или осуждая виновников их гибели. Мы проехали до самого конца и остановились у порога моего дома.

– Если не хочешь – заходить не обязательно. – заверил меня Марк, взяв за руку.

– Нет! Мне это нужно. Ты пойдешь со мной?

– Конечно. – Он снова одарил меня своей успокаивающей улыбкой.

Выйдя из машины меня пронзил дикий озноб. Не знаю, было ли это от холода, или мандраж от предстоящего столкновения со своим безумным прошлым. Я заставила себя сделать несколько шагов и толкнула входную дверь. Все было как всегда – пустота в обеих комнатах. Не спеша пройдя в дальний конец комнаты, служившей нам спальней, я села на край своей кровати. Она, как и при моем уходе, была на спех заправлена.

Марк прошел в другой конец комнаты и накрыл покрывалом тела двух человек, лежащих в покорной позе на своих постелях. У меня оборвалось дыхание при этом, ведь я, зайдя, их не заметила. Я оцепенела. Тогда Марк вывел меня из дома и отвел обратно к машине.

– Побудь здесь, мы сейчас разберемся с телами. Ты взяла свои наушники? Послушай музыку пока и не смотри.

Я опустила голову на колени и включила музыку погромче, пытаясь обратить внимание на свои чувства. С момента появления здесь у меня не наступило чувство сострадания или боли от потери. Мне было скорее стыдно оттого, что я не сожалею о смерти всего этого места. Так всем будет только лучше.

Прошел почти час, а тела все продолжали выносить. Я решила осмотреться и прошла по заснеженному берегу реки. На улице стало холодать, ночь уже подбиралась, показав полумесяц на востоке чуть выше линии леса. Все вокруг было не тронуто, не так как раньше. Снег никто не убирал, крыши домов провалились от его тяжести. Не было ни одной тропинки, подход к месту, где всегда была прорубь, занесло. Все постройки были заколочены, мостик над родником, из которого мы набирали воду, убрали. Парника, в котором мы уже в марте начинали высаживать первые овощи, вообще не было. Напрашивался один вывод – они убили себя сами, осознанно это запланировав.

– Как дела? – Марк подошел ко мне и обнял. Я уткнулась носом в его шарф, пропахший парфюмом и немного потом.

– Когда мы сможем уехать?

В ответ он только вздохнул.

– Я должен тебе кое – что показать.

Он взял меня за руку и повел вдоль всех жилых построек. Я старалась не смотреть, но любопытство брало своё. Из домов в большую черную машину сносили тела, завернутые в черные мешки для трупов. И все-таки мне казалось, что хотя бы так они нашли покой после всех лет лишений, унижений и голода. Я еще крепче вцепилась в руку Марка.

В другом конце деревни снегоуборочная машина расчистила проход к поляне с сараем. Всё строение уже осмотрели, но, как и все остальное, он был пуст. Внутри, у самой дальней стены, столпилось несколько человек с фонариками. Их нервные обсуждения снова навеяли страх, они оборачивали и поглядывали на нас.

– Тебе что нибудь говорит это? – Спросил Марк, когда мы подошли. Он указал на стену, куда все пялились. На четырехметровой деревянной поверхности флуоресцентной краской был нарисован какой-то символ – круг с ответвлениями наверху, напоминающими рога Дьявола. В середине него была фотография, прибитая к стене ножом. Её края загнулись, поэтому я не могла увидеть изображения.

– Этого не было здесь раньше, я не знаю что это! – ответила я, еле сдерживая озноб.

Марк переглянулся с другими мужчинами и сказал:

– Это значит, что следующая их цель – ты!

Я подошла ближе, отогнула край и увидела себя на фото. Это было полгода назад. На изображении я сидела в кресле в гостиной Маи.

Часть V

Побег

XXV

Сейчас Марк уже не соблюдал