Горизонт забвения - Дарья Тарасова

– Мама всегда была очень доброй. Она рассказывала мне о жизни за пределами нашего дома, но все это выглядело как сказка. Реалистичнее было слышать от нее про принцесс, живущих в башне в глухом лесу, чем о том, что люди могут жить в многоэтажных домах в городах, похожих на ульи.

У неё были волосы такого же цвета, как и у меня, мы вместе их заплетали по утрам, она учила меня за ними ухаживать и отговаривала когда-либо стричь. Очень стройная фигура, возможно, из-за недоедания, как и у меня. И глаза такие же, как у Маи. Сейчас уже из памяти стерся ее образ, ее запах. Но вот движение ее рук, когда она рисовала, я помню четко. Мама очень красиво рисовала. В ее распоряжении был только простой карандаш, не большие клочки бумаги или какие-нибудь книжки. Когда я была еще совсем маленькая, мы выходили с ней в поле и она за несколько минут могла срисовать сидящую на цветке пчёлку. Ее рисунки были черно – белыми но в них гораздо больше жизни, чем во многих написанных красками.

Когда мне было семь лет, выдалась очень холодная зима. У мамы появился сильный кашель, поднялась высокая температура. Я лежала рядом с ней ночью и пыталась ее согреть, никак не понимая, почему она такая холодная. Утром пришла одна из женщин и увела меня. Куда дели тело мамы мне так никто и не сказал.

– Это она нарисовала тот дом твоем блокноте?

Я заулыбалась.

– Это ее блокнот. А набросок она сделала за месяц до того, как оказалась в общине. Между мамой и тетей Маей произошла ссора, поэтому маму и выгнали из родительского дома.

– Подожди-ка! – прервал меня Марк. – Месяц она прожила на улице, еще через восемь родилась ты!

До меня дошло, о чем он говорит.

– Может быть Иван вообще и не мой отец, может кто – то другой?

– Это могло бы объяснить, почему он себя так странно вел.

– Возможно, и Кристина это знала, потому то и вела себя так агрессивно. Возможно, Мая не знала? Она единственная относилась ко мне хорошо.

– Может быть знала, но сожалела, что так обошлась с сестрой. Этого мы уже не узнаем.

– Все равно не понимаю, как она могла так долго оставаться с ним. Он столько плохого принес в ее жизнь…

XXIX

В ту ночь нам обоим снились очень яркие сны. Возможно, все еще влияло северное сияние.

Легкий скрип половицы в коридоре заставил Марка проснуться. Вся комната была залита беспроглядной тьмой, без малейшего проблеска света. Очертания окружающих предметов только спустя время стали прорисовываться. Он сдерживал свое дыхание, что бы отчетливее расслышать происходящее за дверью. Внезапно под дверью мелькнул слабый луч света от карманного фонарика. Марк откинул одеяло и перевернулся ко мне и прижал мой рот рукой. От неожиданного прикосновения я чуть не вскрикнула от испуга, но он крепко прижал меня к себе и жестом показал «Тихо!».

Стараясь не издавать ни звука мы начали одеваться, в то время как на лестнице послышались новые шаги. Марк жестом приказал мне уйти в ванную комнату. Он зашел следом за мной и запер дверь, оставив только небольшую щель, в которую просунул свой пистолет, готовясь отражать атаку.

Раздался легкий щелчок дверного замка, открытого ключом, и в комнате показался первый силуэт незваного гостя. Это был мужчина в куртке армейской раскраски и в черной лыжной маске на лице. Он медленно продвигался вперед, целясь в одеяло, под которое Марк положил подушку.

Два приглушенных хлопка раздались с небольшим интервалом. Но не успел он опомниться, что там никого нет, как прогремел новый оглушительный выстрел, прорезавший звенящую тишину январской ночи и яркой вспышкой осветивший всю комнату.

Выстрелив, Марк попал нападавшему прямо в голову. Сгусток чего-то темного и белого разбрызгался по стене за ним. За дверью сразу же послышались чьи-то торопливо удаляющиеся шаги. Значит, нападающих было только двое.

Мы выбрались из укрытия и поспешили выбираться отсюда. Марк снял маску с убитого.

– Ты знаешь его? – спросил он.

– Я видела его в доме тёти, – проговорила я сквозь слезы. – Он был как подручный у дяди Ивана.

Марк обшарил его карманы и нашел телефон. Простая модель, давно вышедшая из оборота раскладушка. В телефонной книжке было забито всего пару безымянных номеров. Мы скинули вещи в нашу сумку и стали двигаться к выходу.

На ковровой дорожке на лестнице четко отпечатанные следы кровавой подошвы направлялись вверх. Сразу у нижней ступеньки разлилась лужа еще горячей смерти из тела хозяйки.

– Не смотри! – сказал Марк, заслонив это зрелище от моих глаз.

Я еще крепче вцепилась в руку Марка. От ужаса ноги становились ватными, слезы мешали разглядеть дорогу под ногами и я с трудом уже сдерживала всхлипы.

В окно сбоку от двери прорвались огни отъезжающей машины. Куда она двинулась дальше мы не успели рассмотреть.

Марк прощупал пульс на шее убитой хозяйки, но все оказалось бесполезно. Мертва.

Перешагнув через нее он направился к ней в комнату. От того, что я осталась с трупом наедине, мне стало еще страшнее и я вжалась в стену, пытаясь унять дрожь и не упасть в обморок.

Марк вернулся быстро с ключами от гаража, где стояла наша машина.

– Уходим! Не смотри на нее.

Я рыдала в полную силу когда мы вышли и, зачерпнув охапку белых хлопьев, я присела на корточки и прижала снег к лицу. Долгое время лицо не ощущало холода, хотя руки уже окоченели.

– Пойдем, пора убираться отсюда.

– Я… иду… – еле-еле выдавила я из себя.

Когда мы вернулись на главное шоссе, Марк первым делом набрал телефон своего напарника. Он взял трубку после первого же гудка.

– Что случилось? – спокойным, бодрым голосом спросил он. И это в два часа ночи.

– Нас раскрыли.

Наступила немая пауза.

– Чем я могу помочь? Если вы скомпрометировали убежище, новое найти будет затруднительно.

– Мы поедем дальше на север. Сами о себе позаботимся. Свяжусь с тобой позже, с одноразового телефона.

Нажав кнопку отбой Марк задержал взгляд на дисплее телефона.

– Что-то случилось? – спросила я.

Марк помедлил, заблокировал телефон и выбросил его в приоткрытое окно.

– В телефоне того киллера был забит телефон моего напарника.

Это прозвучало как гром среди ясного неба. Секта пустила корни настолько глубоко. Кому же теперь верить.

Марк притормозил и на первом же широком участке дороги развернул автомобиль в направлении города. Мы возвращались обратно.

– Что нам теперь делать? – спросила я, едва видя Марка сквозь пелену слез.

Он сохранял молчание, пристально вглядываясь в дорогу. Костяшки его пальцев побелели от напряжения.

– Прости меня, – новый поток слез хлынул из меня с большей силой. – Я столько смерти принесла. Лучше бы осталась в этой общине и …

– Не говори так! Я люблю тебя. Мы разберемся со всем. Сейчас нам придется