Горизонт забвения - Дарья Тарасова

настолько крепко, что дыхание друг друга ощущали на своих лицах.

XXIII

На удивление спалось мне сегодня крепко. Ни странных пугающих снов, ни неприятных неожиданных полуночных звонков. В коем-то веке нам дали побыть наедине. Проснувшись, некоторое время я лежала неподвижно и из под ресниц посматривала на возлюбленного. Его глаза, прикрытые тонкой пеленой розовых век, бегали из стороны в сторону. Я боялась пошевелиться и разбудить его.

Сквозь опущенные жалюзи пробивался маленький пучок лучей солнечного света, которых не было уже несколько дней. Они очень аккуратно, крадущимися перебежками, продвигались по его рукаву вверх. В свете этого бледно желтого столба практически неподвижно зависли несколько пылинок. Я прислушивалась к тишине в коридоре, к звукам лифта где-то на лестнице, к шумам машин далеко внизу под окнами нашей высотки, а повернув взгляд увидела его открытые глаза.

– Доброе утро. – Прошептал он, притянув меня поближе к себе. Я не успела ответить, прежде чем его сладкие, еще онемевшие ото сна губы прикоснулись к моим, а его рука скользнула в мои спутанные волосы.

– Доброе утро. – Ответила я, прикоснувшись к кончику его носа своим.

– Когда мы встретились в торговом центре, я был очень рад, что ты осталась все той же дикаркой, прекрасной и упрямой, такой, с которой я познакомился в палате госпиталя. Когда я подошел к твоей палате впервые, стоя за дверью наблюдал за тем, как ты мечтаешь о чем-то глядя в окно…

– Наверное, о том, как буду жить в одном из этих высоких домов. – перебила его я.

– Ты выглядела так… – Марк слегка замялся, подбирая нужные слова. – Ты была такой открытой. Такими бывают маленькие дети, до того как узнают, какими жестокими могут быть другие.

– Я была уверена, что люди здесь гораздо добрее, чем в общине. – ответив, я опомнилась, что сегодня придется туда ехать.

– Ты готова все это снова увидеть? Я буду рядом.

– Ты меня точно там не оставишь?

Марк засмеялся громко и звонко.

– Нет, любимая, не отдам тебя никому.

Марк взял телефон с прикроватной тумбы и, включив его, удивился количеству пропущенных вызовов и сообщении.

– Вот черт! – пробормотал он. – Надо ехать в участок.

– Можно мне встретиться с Кристиной? – я села на кровати.

Мужчина замялся, сел на кровать и повернулся ко мне спиной, начав одеваться. После нескольких минут молчания он сказал:

– Если хочешь, пару минут, возможно.

– Вы дали мне встретиться с Иваном без проблем, а с Кристиной что не так?

– Твоя сестра оказалась настоящей акулой наркобизнеса. Она собственными силами поступила в крутейший заграничный университет взяв курсы по Азии и Ближнему Востоку и фармакологии. Твоя сестра настоящий гений, возможно одна такая. В периоды, когда она ездила по обмену, а это случалось раз в год, в новой стране она заводила нужные связи, разрабатывала каналы поставки и искала нужных людей в таможне и полиции, которые ее покрывали за очень большие гонорары. Её отец был скорее у нее на подхвате, чем выполнял хоть какие – то важные функции. Чаще всего он работал физически, выбивал долги, перевозил товар.

– Так это она работала с Робертом?

– У Роберта была налажена сеть и производство внутри страны. Она помогла усовершенствовать производство, повысить производительность, найти каналы сбыта. К тому же, то, что они выдавали под своей религией, стало крупнейшей в стране сектой. Вы работали на полях, а у него есть целые фабрики, где шьют дешевую одежду, детские игрушки, и это не облагается налогами. Мы пока даже не знаем, как она развозит товар по всему миру.

– Интересно, Мая догадывалась, о том, что делали они оба? – призадумалась я.

Марк вздохнул и снова наклонился ко мне за поцелуем.

– Не думай об этом! Пусть она в твоих воспоминаниях останется положительным человеком.

Собрав разыгравшиеся чувства, я отправилась в душ.

В машине было прохладно, как и на улице. На электронном табло на заправке градусник термометра показывал двадцать два градуса мороза. На дороге уже не было праздничного настроения, все стало серое, грязное и покрыто дорожной солью.

Проезжая мимо кафе, мы взяли несколько пакетов еды на вынос. В небольших бумажных свертках томились еще горячие сэндвичи с курицей и помидорами, зажаренные на гриле, картошка фри и пончики с разноцветной глазурью. Небольшой походный термос утром я наполнила вкусным цитрусовым чаем, а на дорогу приготовила пару горячих бутербродов.

Всю дорогу я обдумывала, что сказать Кристине. Что сделало ее настолько равнодушной, даже к убийству собственной матери.

Снова оказавшись в маленькой комнате, за столом, к которому можно наручниками пристегнуть человека, я наблюдала как её, мою старшую сестру, заводят и усаживают рядом. Нам позволили остаться наедине. Выглядела она лучше, чем ее отец в этой же комнате пару дней назад. Ее лицо без макияжа стало гораздо серее, глаза казались маленькими и впавшими глубоко в глазницы, волосы растрепаны и грязные, слипшиеся. Единственное, что выдавало, что ее пытали – то, что она сидела чуть согнувшись и тяжело дышала. Ее знобило, она потела. Она явно крепко сидела на своей продукции.

– Сожалею о твоих родителях – начала я. – Мая хотела, что бы ее кремировали, поэтому…

– Да мне насрать! – перебила меня Кристина. – Можешь просто выбросить ее тело в канаву.

– Почему ты так говоришь? Она же твоя мать!

– Она жалкая. Она прощала все тому, кто ей пользовался. Она не говорила ни слова, когда находила постороннюю женщину в своей постели. Молчала, когда он тратил все на любовниц, а мы сидели дома на одной пачке макарон неделю. Она не сказала ни слова, когда её семнадцатилетняя сестра, обходившая ее как во внешних данных, так и в умственных, залетела от её мужа. Я призираю ее слабость. – По щеке девушки в этот момент лились слёзы, образуя светлые борозды на запыленном лице.

– И ты решила доказать, насколько надо быть сильной женщиной, став преступницей?

– Я бизнесвумен! Вот только в списки Forbs я никогда не попаду. Ведь у нас законно подсаживать людей на алкоголь и сахар, но незаконен даже мак? Что за чушь?

– Да полная несправедливость. Бедная ты какая, несчастная. Твоя мать хотела, что бы ты росла в полной семье. Что бы твой отец в первый день школы нёс тебя на плече, что бы он учил тебя кататься на велосипеде и уносил тебя, уснувшую на диване в гостиной в твою комнату, что бы у тебя был миллион фотографии, напоминающих об этом. Но благодаря твоему отцу я никогда не буду жить нормально. У меня никогда не будет детских воспоминаний, поездок в парк аттракционов на день рождения. Я никогда не ходила в школу, не заводила друзей. Меня вообще не существует. Твоя мать – единственный достойный член семьи.

***

Много снега выпало за городом всего за один месяц. Едва город скрылся за горизонтом, бесконечные поля