Перезагрузка - Миика Ноусиайнен

Слово берет Вяянянен, он тут явно за главного. На кожаном жилете под логотипом мотоклуба красуется надпись «Президент».

Из известных мне президентов, Ниинистё больше к себе располагает. Возможно, он добивается этого за счет маленького ребенка, милой собачки и телефонных звонков на радиопередачу о природе. Наверняка за столом переговоров и Ниинистё ведет себя жестко и внушает страх. Но, в отличие от президента Финляндии, Вяянянен переходит сразу к делу.

– Так, Хейнонен. Мы это дело обмозговали и приняли решение.

– Что ж, хорошо.

– Ты можешь пока что заниматься уборкой тут, в клубе. Чертовски трудно найти настоящего специалиста, а у нас все время уходит на возню с мотоциклами.

– Вот как. Ну, нормально.

– Ты же умеешь убираться?

– Да, разумеется. Пару раз летом я устраивался работать в клининговые компании, поэтому основными приемами владею. Да и у себя в берлоге сам убираю. У меня есть рекомендации с работы…

– Не надо. Будешь приходить по четвергам в шесть вечера и убирать, только не жуя сопли. И не суй нос в комнаты, которые закрыты, не задавай лишних вопросов, а главное – держи язык за зубами обо всей этой истории. Ситуация такая, что я не могу тебя спрашивать о пожеланиях по зарплате, отпуску и прочем социальном пакете. На исправительных работах отгулов не полагается. Наши трудовые отношения остаются в силе до особого распоряжения. Мы тут соблюдаем конфиденциальность, примерно как врачи или священники. Ты должен быть горд оказанным доверием. Трудовой договор у нас устный, но его придется соблюдать.

Итак, меня отправили на принудительные работы. Странно, но я испытал облегчение. Обратно к автобусу летел как на крыльях и был счастлив, как может быть счастлив человек, приговоренный к рабству с неполной занятостью. До этого моя участь представлялась мне в более мрачных красках – таких как серьезно пошатнувшееся здоровье или даже смерть.

Мне больше не нужно ни от кого прятаться. Я могу вернуться домой. Больше не придется шарахаться от шума каждого проезжающего мотоцикла и от любого мужика весом больше восьмидесяти килограммов.

Направляюсь к Маркусу, чтобы забрать свои вещи. Прощаюсь с девочками, по очереди их обнимая. Хелми явно ко мне привязалась. Она удерживает меня в объятиях дольше других и спрашивает:

– Зачем ты переезжаешь?

– Мне надо обратно домой. Но я буду часто вас навещать.

Девочки остаются смотреть мультфильм «Мой маленький пони». В сотый раз благодарю Маркуса за все.

– Я позвонил им. Спасибо, что уболтал меня.

– И как прошло? Они, наверное, сказали, что ничего не надо.

– Ну… Не совсем. Но мы сумели обо всем договориться. Лучше тебе не знать подробностей.

– Хорошо. Приходи в любое время, даже если тебе ничто не угрожает. Девчонки тебя любят, а лишняя пара рук всегда в хозяйстве пригодится.

– Как Салла, ничего не слышно о ней?

– Старшие девочки пробыли у нее часок в субботу. И позвонили в слезах, чтобы я приехал их забрать. У Саллы нет сил ни на что.

– Ну, может в этом и дело.

– Может, и так.

Убираюсь у себя в квартире, вытирая накопившуюся за время моей эвакуации пыль, и разбираю ворох корреспонденции. Но самое главное – активирую профиль в тиндере [32]. Возможно, там я найду свое семейное счастье.

Из страха я вынужден был временно удалить страницу. Мое воспаленное воображение нарисовало мне, как мотоциклисты прикидываются интересной женщиной, выманивают меня на свидание и затем убивают. Хотя через тиндер случались у меня свидания и похуже этого сценария. «Дорогой Сами. Ты не виноват. Все дело в мобильном приложении».

Песонен

Папа умер. Больше мне не придется выслушивать трудные вопросы про амортизаторы и неприязненные высказывания о маме. Время конкретных дел. Организация похорон, решение вопросов в банке, оповещение родственников. «Ах, умер? Что, вообще умер?» Да, тут нет промежуточных форм.

На смертном одре отец наказал как следует заботиться о его автомастерской. И неожиданно попросил передать маме, что просит у нее прощения.

– За что ты хочешь попросить у нее прощения?

– За все. Попроси за все, и тогда уже ничего не останется недосказанным.

Перед самым концом отец сказал мне и вовсе странную вещь:

– Ты всегда был мне сыном.

– Так я и есть твой сын.

– Да, сын. Самый лучший сын.

Я забираю из больницы отцовские вещи. Пачка «Мальборо» осталась недокуренной. Сколько раз папа говорил, что бросает курить. Наконец ему это удалось. В момент смерти отцовские привычки претерпели существенное изменение в лучшую сторону. Отдаю приютившемуся в уголке цыгану-попрошайке последние папины сигареты.

Смерть обладает удивительным эффектом. Сразу же в моей голове появляется целый рой хороших воспоминаний. Папа не был плохим. Просто у него был такой характер.

Недоброжелательность была присуща ему как температура погоде. Настроение не поднималось выше нуля. Да и дней с нулевыми отметками выпадало слишком мало для того, чтобы можно было рассуждать хотя бы об устойчивом нуле. Не говоря уж о стабильном переходе к положительным температурам. Трудно винить в этом отца. Просто он был таким. Глупо злиться на погоду. Не уверен, что не буду скучать по отцу. Он все-таки отец. Папа.

Я плачу впервые после его смерти. Не могу точно сказать почему. Может быть, от тоски. Или соринка попала в глаз – так сказал папа, когда Финляндия впервые выиграла золото на Чемпионате мира по хоккею.

Если жизнь запутанна и трудна, то смерти следует присудить очки за конкретность. Если не вдаваться в вопросы, остающиеся без ответа после смерти, то все довольно ясно. С отцом у нас никогда не было полного понимания. На пути сближения всегда возникало какое-то препятствие, ссора. Теперь все ясно. От отца остался только прах. Нейтральный как ноль. Он не может сказать ничего плохого. Как и хорошего.

От сумятицы грустных мыслей меня отвлекает звонок телефона. Это мамина сиделка. Муниципалитет выделил мне ее на подмену на несколько дней в месяц, чтобы она присматривала за мамой.

– Ваша мать что-то кричит, я не понимаю!

– Сейчас приеду.

Оставляю папу в больнице. Глажу его по руке и целую в лоб. И мчусь к маме. Что в таких случаях говорят врачи? «Следующий пациент!»

Сейя

Наконец-то я увиделась со своими дорогими детьми на процедуре описи наследства Мартина. Конечно, я их люблю, хоть эта любовь и не всегда заметна. Сами дает себя обнять, но Хенна снова встречает меня в штыки.

– Золотце, ну неужели мы не можем…

– Мама, оставь.

– Как у вас с Эсой дела?

– Давай займемся документами.

– Ну неужели мы не можем помириться.

– Мама, у меня сейчас нет сил на разборки.

Сами тоже пытается убедить Хенну восстановить со мной мир, но я его останавливаю.

– Не вмешивайся, тебе не надо занимать ничью сторону.

Еще не хватало, чтобы они из-за меня испортили отношения.

Опись наследства проходит просто и быстро. Никакой серьезной собственности для раздела нет, и вскоре с формальностями покончено. Управляющий наследственной массой просит расписаться в бумагах, и жизнь