Перезагрузка - Миика Ноусиайнен

же мысль о собственной заднице применима к жизни в целом. Это вопросы владения оружием, голосования или ядерного потенциала государств. Мир был бы лучше, если бы люди чаще задумывались о том, что они могут сделать для других.

Вот и большинство родителей на собрании думает только о том, что школа может сделать для их детей. Одна мамаша поднимает руку и спрашивает учительницу:

– У нашей старшенькой было очень серьезно поставлено обучение искусству и театру. А какую внеклассную программу можете предложить детям вы?

Учительница обтекаемо отвечает что-то насчет музыкального воспитания и навыков общения. Родители недовольны, еще одна мать выступает за культурное развитие.

– Культура – это очень серьезно, не менее важно, чем математика. У нас еще в подготовительной группе в детском саду организовали поездку в Берлин, в которой дети делали пост-иронический разбор спектакля по Бертольду Брехту. Это было очень полезно для их культурного роста.

Учительница из всех сил старается держать себя в руках.

– У нас нет средств на зарубежные поездки, но творческие способности уже заложены в детях совершенно бесплатно. Поэтому, если есть желание, мы можем организовать театральный кружок.

– Насколько вы учитываете интересы учащихся?

– Они в самом фокусе нашего внимания.

– Предоставляются ли меры поддержки детям с хрупкой психической организацией?

– Конечно, школа и муниципальные органы предоставляют всю возможную помощь.

– Какие педагогические ценности исповедуете лично вы?

Учительница, на мой взгляд, умудряется блестяще отвечать на неделикатные вопросы. По мне так достаточно и того, что педагог научит моего ребенка буквам и цифрам и как-то оградит от вступления в криминальную группировку. Мне и в голову не приходит требовать чего-то в дополнение к школьной программе.

С собрания мы идем с мамой подруги Сайми, она живет неподалеку, и нам по пути. По выражению ее лица на собрании я догадался, что и она не ждет от школы поездок в Берлин, а хотела бы просто хорошего начального образования для своей дочки.

Хвалю нашу классную:

– Учительница производит очень приятное впечатление.

– Да. Повезло с ней.

В хорошем настроении возвращаюсь домой. Пройден немалый путь, за одного ребенка ответственность со мной теперь делит и учительница. Спешу, чтобы поскорее отпустить Сами.

– Как прошло родительское собрание?

– Отлично. В ближайшие годы у меня таких собраний будет много. Ну, я-то хоть могу считать их антропологическими экспедициями. Но не понимаю, как другим удается высиживать на подобных мероприятиях. Родители ведут себя как капризные клиенты.

– Разве все мы не находимся с кем-то в клиентских отношениях?

– Пожалуй, что так.

Сами

Из няньки я на лету превращаюсь в уборщицу. Впервые отправляюсь выполнять исправительные работы, назначенные мне за поругание чести мотоциклов и их владельцев. Колочу кулаком в дверь.

Здоровый громила в фирменном жилете байкерской ассоциации открывает дверь. Протягиваю ему руку для приветствия.

– Я – Сами Хейнонен, пришел убрать…

– Заходи давай.

– Спасибо. Куртку, наверное, я могу… Спасибо.

Громила уходит, чтобы продолжить свои занятия. Возможно, он был вынужден отвлечься на меня от планирования каких-то особо тяжких преступлений. Ситуация напряженная. Наверное, мне следует немедленно смыться, чтобы сообщить о происходящем в полицию. Но тогда я снова вернусь к исходной точке.

Не знаю, что обо мне сказали членам байкерского клуба. Внутреннее информирование неважно налажено даже в нашей крупной корпорации энергетического сектора, чего уж ждать от этой кустарной организации. Впрочем, откуда у меня уверенность, что местные байкеры связаны с криминалом. Наверное, можно хранить и использовать оружие и наркотики и в каких-то законных целях. Снова поражаюсь, своей подверженности стереотипам. Я ведь не видел тут ни наркотиков, ни автоматов.

Никто мне не улыбается и даже не здоровается. Атмосфера гнетущая, но домашняя. Примерно такая же, как у меня в детстве в родительском доме. Правда, там не было угрозы физического насилия.

У родителей и преступников много общего. У тех и других имеются средства, а часто и желание психологически подавлять людей. К счастью, хоть один байкер, оказывается, знает, почему я здесь.

– Все, что надо для уборки там, в углу.

– Спасибо. Вам все равно, откуда мне начинать?

– Без разницы, только давай пошустрей.

В мои планы тоже не входит тянуть резину. В кладовке нахожу две окаменевшие тряпки, ведро, швабру, пару бутылок с моющими средствами, промышленный пылесос и совок для мусора. Для начала неплохо. Я не в том положении, чтобы требовать эргономичный инвентарь.

Приступаю к уборке с холла. Выгребаю из-за диванов пустые пивные банки и презервативы, наполненные содержимым. Если бы в этой организации был профсоюзный представитель по безопасности труда, он немедленно потребовал бы выдать мне резиновые перчатки. Я и сам мог бы сообразить, что именно в первую очередь требуется уборщику для работы. Вряд ли моя компания отправилась бы на Аляску бурить нефтяные скважины без бурового оборудования.

Несколько нервничаю из-за того, что мне приходится заниматься тут уборкой без перчаток. Я мало что знаю о своих работодателях, но они не производят впечатление людей, отягощенных представлениями о гигиене. К счастью, в свое время я подрабатывал летом уборщиком, и полученный двадцать лет назад опыт дает себя знать.

За пару часов мне удается навести порядок, и я спрашиваю разрешения уйти у развалившегося на диване байкера.

– Я тут все убрал. А что делать с той запертой комнатой?

– Она для того и заперта, чтобы в нее не заходили.

– То есть ее убирать не нужно?

– Ее убирать нельзя!

– Тогда можно мне идти?

Мужик ничего не говорит, но бровями дает команду проваливать. Перед уходом я все-таки вежливо прощаюсь.

– До следующей недели!

Мне никто не отвечает, но я и сам прекрасно понимаю, что однократной уборкой мне не заслужить прощения за столь грубое обращение с мотоциклами.

На обратном пути перед станцией метро стоит активистка в жилете с надписями организации, защищающей права человека. Ей уже явно за тридцать, она постарше, чем обычно бывает подобная братия. И красивее любого представителя рода человеческого.

Я прохожу мимо, уткнувшись в телефон, но, не удержавшись, заглядываю ей в глаза. Тут-то она и обращается ко мне:

– Вас интересуют права человека?

Вообще говоря, следует всегда избегать ситуаций, которые начинаются со слов «Вас интересуют…».

«Вас интересуют права человека?» «Вас интересуют наркотики, хотите попробовать?» «Вас интересует аргентинское танго?» «Вас интересует Иисус?»

Не остановиться невозможно, хоть она и начинает общение именно с этих слов. Попросту говоря, она очаровательна. Я онемел и не могу выдавить из себя ни слова. Просто смотрю на нее с идиотским видом, а она ждет, сжимая в руке папку.

– Нет… То есть они у меня уже есть.

Я хочу разрядить обстановку, но мне это не удается.

– Хамить обязательно? Мне тоже не доставляет большого удовольствия тут торчать.

– Простите, я просто хотел…

– …пошутить. Шутка не удалась. Пока.

– Пока. То есть… до свиданья. То есть интересуют.

Я не хотел грубить. Она ведь выполняет свою работу. А я, кстати, ежемесячно перечисляю взносы в ее организацию. Плачу им пожертвования уже почти десять лет, и за эти