Цветок забвения. Часть 2 (СИ) - Мари Явь

— Молчи, — произнесла Чили, но таким тоном, будто всю жизнь мечтала именно это услышать. И чтобы смотрели и прикасались к ней именно так.

— Не отвергай меня, любовь. Ты ведь тоже чувствуешь это, я знаю. Скажи, что тоже это чувствуешь.

Повернув ко мне голову, Чили смотрела на меня так, будто я ей впервые призналась. А потом схватила, прижимая к своей груди, но не как хозяйка, а как вор, дрожа и пряча драгоценность, будто всё ещё не могла поверить, что это — её собственность.

— Ты могла достаться кому-то другому…

— Ты тоже.

— Я завидую всем, на кого ты смотрела, как на достойную пару.

— Пока я только лишь присматривалась, у тебя она уже была, — напомнила я. — Так что это мне следует завидовать.

— Я не хочу вспоминать об этом и о том, чем всё закончилось. Так что лучше завидуй себе, ведь ты никогда не узнаешь, что такое предательство и разлука. — Когда я кивнула, Чили обхватила мою голову ладонями, заставляя смотреть ей в глаза. — Слышишь? Никогда.

Осознавая важность момента, я пообещала:

— Ты тоже, Чили. Мне всё равно, что говорят о тебе. Мне даже всё равно, что говоришь ты сама. Даже если ты будешь прогонять меня, я не смогу тебя покинуть. Я без тебя умру. Понимаешь?

Вместо ответа Чили вовлекла меня в новый поцелуй, а я медленно потянула за тесьму на её штанах…

Но меня спугнули.

Я вздрогнула, услышав шум за спиной — трепыхание крыльев и тревожный щебет. Обернувшись, я заметила одну из певчих птиц Метрессы, запутавшуюся в кружевном пологе нашей кровати. Её коготок зацепился за нить, и теперь она билась, пытаясь вырваться.

Чили молча смотрела на это, обеспокоенно хмурясь, но почему-то не пыталась помочь бедняжке выбраться из силков. Она казалась оцепеневшей. Будто увидела в этом какое-то страшное предзнаменование… или просто была возмущена тем, что нас прервали.

— Я помогу тебе, только пообещай, что, услаждая слух Метрессы, ты не расскажешь о том, что здесь видела, — шутливо попросила я. Встав на кровати, я бережно накрыла ладонью трепещущую птицу, после чего высвободила её из ловушки. — Пойдём, Чили.

Подойдя к окну, я раскрыла ладони, выпуская пернатую на волю. А моя пара долго смотрела ей вслед со смесью тоски и зависти.

— Нравятся птицы? — по-своему растолковала я её взгляд. Подобрав упавшее перо, я устроила его в роскошных красных волосах. — Смотришь на неё так, будто провожаешь родную сестру.

— Не понимаю, почему животные в этом мире более свободны, чем мы, — ответила она. Кажется, у неё напрочь испортилось настроение.

— Погоди немного. Когда освоишь высшее мастерство, сможешь командовать даже мифями.

Глядя в сторону злополучного леса, Чили думала о чём-то далёком, никак не связанном со мной.

— Тот чёрный зверь, — заявила она в итоге. — Он будет моим.

Я разглядывала её красивый, упрямый профиль, чувствуя, как скользит холодок по спине. Её смелость восхищала. А злая настойчивость — пугала. Усмирить именно его стало для Чили делом принципа с тех пор, как они встретились и заглянули друг другу в глаза. В этом стремлении — завладеть, присвоить, сломить — было что-то пугающее. Мужское. Но я ответила:

— Этот зверь создан, чтобы служить тебе. Мне не терпится увидеть, как ты покоришь его и покажешь всем. Ты позволишь мне прикоснуться к нему? Думаю, он совсем другой на ощупь, нежели белый.

— Ты прикасалась к мифи? — нахмурилась Солнце, и я решила её удивить:

— Я сидела на ней.

— Вместе с Мятой, — догадалась она, теряя к разговору интерес.

— В одиночку я бы не посмела к ней приблизиться. Ты ведь знаешь, какая я трусиха. Даже придерживаемая Мятой, я всё равно так боялась. Но рядом с тобой мне ничего не страшно, Чили. — Пристав на цыпочках, я прошептала: — Позволишь мне прокатиться на твоей мифи голой. Хочу почувствовать прикосновение её меха между своих бёдер. Не могу придумать ничего нежнее…

— Не можешь придумать ничего нежнее? — переспросила моя гордая пара.

Она не собиралась уступать никому ни в чём, если дело касалось меня.

— Твои поцелуи, — тихо признала я.

Чили подхватила меня, заставляя обвить её ногами.

— Я ревную, — проворчала она. — Разве не только мне позволено находиться между твоих бёдер?

Я согласно простонала, предвкушая наказание и немного поощрения за правильный ответ. Но Чили понесла меня не к постели, а к выходу из покоев.

— Кто бы мог подумать, что я однажды это скажу: но безопаснее тебе сейчас будет погулять со своими пустоголовыми сёстрами.

Чили больше не могла оставаться со мной наедине без последствий. А ещё её явно пугало то, что нечто подобное ей придётся переносить каждое полнолуние. Со своей собственной жаждой она справлялась как будто бы с лёгкостью, но мою она хотела утолить немедленно.

Похоже, по мнению Чили, самый верный способ меня обезопасить — подставить под удар себя.

Показываться на глаза сёстрам в эту ночь было с её стороны куда большим безумием, чем остаться наедине со мной и сделать… всё что угодно. А вот безобидное желание приобщиться к всеобщему веселью, точно выйдет нам боком.

Я понимала, что моей паре там не обрадуются. Она могла бы даже ничего не делать: ни с кем не говорить, ни на кого не смотреть, просто пройти мимо — любое проявление её покорности сочли бы непозволительной наглостью, а любую форму одежды — непозволительной распущенностью. И неважно, как при этом будут выглядеть и вести себя сами Девы.

— Я смогу за себя постоять. Тебе нечего бояться, — ответила Чили, когда я озвучила свои опасения. И её слова прозвучали бы убедительно, если при этом она не взяла траурную накидку, под которой привыкла прятаться.

— Оставь её. Мы же идём на праздник, — сказала я. — Да и без неё у тебя намного больше шансов понравится нашим сёстрам.

Солнце улыбнулась, польщённая комплиментом. А потом тихо прошептала:

— Она не для меня.

Нет?

Стоило нам выйти из дворца, и Чили завернула меня в накидку с ног до головы, закрывая от посторонних взглядов и света. Стоило догадаться: она бы не позволила мне разгуливать голой у всех на виду, пусть даже в полнолуние так и полагалось. На тело, к которому она привыкла беззастенчиво прикасаться, посторонним нельзя было даже смотреть. А если вспомнить, как она критиковала мои наряды, Чили хотела сделать это уже давно.

Я не могла возмущаться. Сёстры придумали для неё это наказание, и разделить его с ней хотя бы на день было правильно. Вот только она имела право в открытую ненавидеть их за это… И поэтому поступать со мной так же, как они — с ней, было так жестоко с её стороны.

— Что такое? — спросила Чили, поддевая мой подбородок. — Собираешься расплакаться?

— Я хотела похвастаться твоим подарком перед всеми, — ответила я, накручивая на палец жемчужную нитку. — Дарить такие прелестные украшения, а потом запрещать быть красивой… Лучше просто забери его назад. Забери и запри меня.

Солнце прикусила губу, будто всерьёз над этим размышляя.

— Моя вина, что только лишь моего восхищения тебе недостаточно. Я плохо стараюсь, раз ты жаждешь внимания от кого-то ещё, — ответила она, потянув меня за собой. — Но ты права в одном, Ива. Этот наряд недостоин тебя. Я сделаю тебе другой. Его роскошь сразу даст тебе понять, как сильно я раскаиваюсь. В качестве наказания я буду делать его под руководством Мяты. И во время Песни и Танца я позволю тебе им похвастаться перед всеми.

— Хм.

— Ты не рада?

Как сказать…

Просто в какой-то момент я поняла, что любой наряд будет смотреться на мне невзрачным балахоном. Неважно, как я буду выглядеть. Рядом с Чили на меня всё равно не обратят внимания. Я убедилась в этом, следя за сёстрами, попадающимися нам на пути.

Игнорировать её, пока она сама не желала попадаться им на глаза, было так легко. А теперь они и хотели бы её не замечать… хотели бы злиться на неё… хотели ненавидеть… но не могли. Одна и та же растерянность застыла на женских лицах. Незнакомки и её бывшие подруги провожали её взглядами, вряд ли понимая истинную причину собственного интереса. Дело в обозначившихся отличиях? То, что раньше воспринималось всеми как уродство, теперь казалось любопытными особенностями. Рост, телосложение, черты лица… и что-то ещё, неуловимое, инстинктивное, что пробуждал её взгляд и усугубляла её близость.