Цветок забвения. Часть 2 (СИ) - Мари Явь

Глава 1

Я стояла, обняв дерево, под «дождём» из нежных лепестков. Мои израненные работой руки гладили шершавую кору. Казалось бы — я тоже вступала в свою лучшую пору, но всё равно выглядела бледно по сравнению с пышно цветущей королевой нашего сада. Великолепный персик… На фоне уже завязавших плоды «сестёр» это дерево выглядело праздной соблазнительницей.

Так и есть, основная ценность его заключалась именно в торжественном виде. Не во вкусе. Хозяйка этого сада никого не угощала плодами персика. Не позволяла гнездиться на нём птицам. Соприкасаться его ветвям с другими деревьями. Или даже просто его трогать…

— Не трогай её. Сколько раз повторять? — окоротила меня незаметно появившаяся хозяйка. Имбирь — моя «мати». Дева, которой доверили заботу обо мне.

— Прости. — Я испуганно отдёрнула руки. — Я просто… Я хотела помолиться, чтобы «расцвести» сегодня, как самое красивое из твоих деревьев.

— Твоё обучение начинается сегодня? — Что-то вроде замешательства тронуло совершенные черты её лица. В своём неувядающем саду она постоянно теряла счёт времени.

— Да. — Я смотрела на неё исподлобья, накручивая длинный локон на палец. — Ты заплетёшь мне волосы?

— Это работа для твоей подруги, а не для меня. Найди себе какую-нибудь пустоголовую, вертлявую птичку, которая будет с радостью этим заниматься. Кажется, в этом весь смысл обряда?

Я заискивающе кивнула, нерешительно добавляя:

— Наверное, на церемонии все будут такими нарядными…

— Лучший наряд Девы — её природная красота, — заявила Имбирь. — Ты правильно формируешься. Не все девочки в твоём возрасте уже обладают столь женственной фигурой. Так что, если хочешь произвести на них нужное впечатление, просто сними это тряпьё и распусти волосы.

Я попыталась это представить.

— А… Тогда можно ты залечишь мои руки?

— Они у тебя просто грязные. — Мати легла под деревом, прислоняясь виском к корню. — Поторопись и помой их, тебе ещё брать ими священную косточку. И не расстраивайся, если ничего не получится. Все те, кому не суждено стать хорошими Девами, становятся хорошими деревьями в наших садах.

Уверена, при таком исходе она будет заботиться обо мне с большим усердием, чем сейчас.

— Спасибо. Я буду стараться, чтобы не опозорить тебя…

Имбирь отмахнулась от меня, и это было лаской по сравнению с тем, как она выражала досаду обычно.

Я ушла «переодеваться». Скинув испачканную рабочую одежду, я облачилась в полупрозрачную тунику, которую обычно надевала во время полнолуния. Таким образом, я последовала совету мати, но в то же время нарядилась. В качестве украшений я оставила персиковые лепестки, запутавшиеся в волосах.

Спеша к священной иве, я подозревала, что для самого важного дня в своей жизни подготовилась недостаточно. И, появившись в назначенном месте, убедилась в этом окончательно.

Под огромным шатром из гибких ветвей, будто слетевшие с них цветы, собрались мои ровесницы. Многие уже знали друг друга, а те, которые не знали, уже успели перезнакомиться. Там было так оживлённо, что я, привыкшая к обществу немых деревьев, растерялась.

Ученицы хвастались нарядами и вышивкой на ярких тканях, сложными причёсками, украшениями, вплетёнными в волосы. Глядя на них, я невольно завела руки за спину, хотя должна была загородить этими руками кое-что более вызывающее и заметное… Хотя и не настолько заметное, чтобы произвести нужное впечатление, о котором говорила мати.

Робея, я попятилась назад.

— Какая прелестная ткань, — раздался женский голос, звуча мелодией на фоне девчачьего щебета. Я подняла голову, до конца не веря, что Ясноликая госпожа обратилась именно ко мне. — Туманный шёлк. С плетением столь тонкой нити может справиться лишь мой станок.

Наставница стала первой Девой после мати, обратившей на меня внимание. Уже только это превратило её в моих глазах в богиню. Белокурую, зеленоглазую, вечно юную. Светлое кружевное платье, отлично демонстрирующее её мастерство и прилежание, дополняло образ, давая понять: мы попали в надёжные, талантливые руки.

— Эта туника очень тебе идёт, хотя она явно… великовата, — добавила наставница, глядя на мою грудь, и я призналась:

— Это самая красивая моя вещь. И теперь я понимаю почему: вы сделали её. — Я поклонилась. — Я счастлива узнать, что всё это время находилась под вашим покровительством, госпожа.

Она напряжённо улыбнулась, будто пытаясь не выказывать свою симпатию так очевидно. Ей запрещалось заводить любимчиков. Она не собиралась их заводить…

Окинув взглядом своих будущих учениц, Дева предложила мне:

— Не хочешь познакомиться с кем-нибудь, пока ещё есть время?

— С вами. Как вас зовут?

— Мята. А твоё имя? — Когда я ответила, она заключила: — Выходит, ты самая уместная из учениц здесь, Ива. Так почему ведёшь себя так несмело? Пойди представься кому-нибудь, многие захотят с тобой подружиться.

— Правда?.. — Кого она обманывает? Мне даже к некоторым деревьям запрещалось приставать.

— Конечно. Я ведь захотела.

— Тогда можно моей единой станете вы?

Она искренне рассмеялась.

— Мне бы очень этого хотелось, но я не могу. Я уже овладела высшим мастерством, и теперь должна обучить тебя.

— Это и значит быть единой, да?

— Тебе нужна ровесница. Это обязательное правило.

— Тогда почему вон та девочка привела с собой взрослую подругу? — Я указала на Деву, которая возвышалась над детьми. Она наблюдала за девочкой, которую обступила толпа учениц.

— Эта женщина просто сопровождает её.

— Сопровождает?

— Прислуживает, — пояснила Мята, и я вопросительно нахмурилась.

Разве Дева может быть чьей-то служанкой?

— Тот ребёнок… особенный. Это плод, выращенный нашей Метрессой, — тихо объявила наставница, и я покачала головой.

— Так не бывает. Я слежу за огромным садом. Помогаю мати выращивать и собирать урожай. Я знаю каждое дерево там. Ни на одном из них до сих пор не созрела Дева.

Наставница опять звонко рассмеялась.

— Она вырастила её не на дереве, а в своём животе.

— Из косточки?!

— Нет, — ответила она, внезапно помрачнев. — Из семени, которое никто бы из Дев не додумался принять в себя.

— Из какого? Из какого? — Как садовница я должна была знать.

Мята ответила пугающим шёпотом:

— Жгучего-жгучего перца.

— Невероятно! Не может быть! — От восторга я совершенно перестала контролировать громкость голоса. — Как её зовут?

— Если так хочешь знать, сама спроси у неё.

Надо бы занять очередь.

Я повернула голову в ту сторону, где суетились девочки, и только теперь заметила, что всё стихло. Дочь Метрессы, на которую я до сих пор указывала, смотрела на меня.

Солнце.

Я поняла, что не могу опустить руку, будто что-то нагло заявляющую, даже требующую. Или отвести взгляд, который вкупе с этим жестом, подтверждал мои преступные намерения.

Такая красивая. Такая красивая.

Указывать на неё было совершенно естественным. Это уже выходило за рамки этикета и получалось само собой. С ярко-красными волосами и облачением в цвет, она была как редкое явление природы. С совершенно непривычной моему взгляду, но потрясающей внешностью и аурой безусловного превосходства она олицетворяла собой закат в горах. Её наряженные приятельницы служили для неё достойным фоном, но не более.

Живорождённая Дева во втором поколении и должна быть такой.

— Чего тебе? — спросила стоящая рядом с ней подруга, демонстративно хватая Солнце за руку.

Я выдала какой-то неопределённый возглас, и Мята, преисполнившись жалости ко мне, бодро произнесла:

— Ну вот у тебя и появился шанс со всеми познакомиться.

«Познакомиться»? Мне пришлось долго вспоминать собственное имя.

— Ива…

Дочь Метрессы обернулась на дерево.

— Да, я знаю.

Её поддержали смехом, и я тоже неловко улыбнулась.

— Так меня зовут.

— Надо же, ты вспомнила о вежливости. — Солнце заносчиво хмыкнула. — По твоему «наряду» никак не скажешь, что ты знакома с приличиями.