Николай Вавилов - Владимир Георгиевич Шайкин

ЖИВЫЕ БУСЫ

Осенью 1917 года Ленину попала на глаза небольшая книжечка американца А. Гарвуда «Обновленная земля». Она была переведена на русский язык К. А. Тимирязевым и выпущена с его предисловием. Это было настоящее «сказание» о победах современного земледелия в Америке: об орошении сухих степей и пустынь, о диковинных сортах растений и новых культурах, выведенных человеком «с зелеными пальцами» — селекционером-волшебником Лютером Бербанком, о работе опытных станций, неустанно толкающих вперед развитие сельского хозяйства, о том, на что вообще способен народ, широко и повседневно пользующийся плодами науки и обновляющий на этой основе свою землю, поднимающий ее материнские силы, ее плодородие.

Когда схлынул накал Гражданской войны, Ленин, запомнивший эту книгу, обратился к Н. П. Горбунову, бывшему тогда управляющим делами Совнаркома РСФСР и находившемуся в командировке за границей, с поручением собрать и привезти с собой все материалы, касающиеся «Обновленной земли», а также узнать, нельзя ли выписать книги, семена и прочее. За его подписью было принято постановление Совнаркома РСФСР о развитии семеноводства, в котором прямо говорилось, что помимо ценных хозяйственных свойств рекомендуемые сорта должны обладать устойчивостью к вредителям и болезням.

Эту же идею всесторонне обосновывал к своей монографии по иммунитету растений и Вавилов.

Засуха 1921 года вызвала голод в Поволжье. Крайне осложнилось продовольственное снабжение и других районов страны. Огромный урон понесли и семенные фонды. Их надо было восполнять, притом в срочном порядке. Совет труда и обороны решил закупить семена в Северо-Американских Соединенных Штатах. Вместе с членом Сельскохозяйственного ученого комитета А. А. Ячевским туда направили и Н. И. Вавилова.

Вавилов взялся за организацию поездки, исходя из своего опыта. Везде — в Наркомземе, Наркомфине, Наркоминделе и, наконец, в Совнаркоме было все улажено, согласовано и оставалось лишь оформить визы. Но ждать было нельзя. Так и не оформив их, отправились в Либаву, чтобы, сев там на пароход, добраться до Канады, а там уже добиваться разрешения на въезд в Соединенные Штаты. Вавилов решился на такой шаг, надеясь, что американцев ему удастся убедить там…

Он, по словам знавших его людей, обладал так называемой харизмой. Известный ботаник П. А. Баранов как-то раз сказал: «Обаяние Николая Ивановича не было мимолетным, временным, связанным с минутами его хорошего настроения, с творческим подъемом, с удачным решением той или иной задачи… Нет, оно было постоянным, редкостным даром, привлекавшим и радовавшим людей, встречавшихся на его жизненном пути…

И все же не в глазах, не в голосе, не в простоте обращения был источник обаяния Николая Ивановича. Все внешнее, как и бывает, адекватно отражало внутреннюю, душевную красоту и мощь этого человека. Обаяние Николая Ивановича — это прежде всего обаяние истинного ученого, неустанного труженика, упорно и настойчиво добывающего новые научные факты, и смелого мыслителя-теоретика, своими обобщениями двигающего науку вперед. Обаяние Николая Ивановича — это обаяние патриота, мужественного общественного деятеля широчайшего размаха…»

Вавилов ехал в Штаты еще и для того, чтобы принять участие в Международном съезде по болезням хлебных злаков. Мечтал пополнить свою коллекцию американскими сортами и разновидностями, очень хотел познакомиться с Лютером Бербанком.

Еще на пароходе, чтобы не терять времени даром и как-то отвлечь себя от морской болезни, которую переносил с трудом, он начал готовить доклад о гомологических рядах на английском языке.

Научное сообщение русского исследователя стало главной сенсацией на съезде, каждая газета сочла своим долгом рассказать об открытии ученого.

Вавилов побывал в лаборатории Томаса Гента Моргана. Развивая закономерности, установленные еще в 60-х годах XIX столетия Грегором Менделем и «переоткрытые» в 1901 году, Т. Морган и его школа разработали учение о материальных основах наследственности, обосновав так называемую хромосомную теорию. Результаты, полученные в лаборатории Т. Моргана в начале двадцатых годов, все более убеждали ученых: носителями наследуемых свойств живых организмов являются хромосомы, они же выступают в качестве основных передатчиков этих свойств. Исследования позволили также уточнить и расположение (локализацию) отдельных наследственных зачатков (генов) в самих хромосомах и перейти к составлению так называемых «хромосомных карт». Вообще весь экспериментальный материал, полученный самим Т. Морганом и его сотрудниками в Колумбийском университете, мог служить доказательством выводов о том, что гены в хромосомах расположены линейно, последовательно друг за другом.

Однако эту гипотезу весьма скептически восприняли многие биологи, особенно генетики, в том числе и в России. У Вавилова тоже были вопросы, поскольку расположение генов в хромосомах в виде бус представлялось ему маловероятным — казалось механистическим. Морган предложил русскому ученому самому убедиться в этом, посвятив несколько дней просмотру опытных материалов. Добавил, помолчав, что охотно согласится с любой другой гипотезой, удовлетворительно объясняющей все наблюдаемые факты.

Вавилов, изучив предложенные ему экспериментальные материалы, пришел к тем же выводам, что и американский ученый. Забегая немного вперед, следует заметить, что ученики и сотрудники Т. Моргана — Бриджес, Стэртевант, Мёллер — его последователи, а также Пэйнтер провели исследования, которые позволили индивидуализировать отдельные участки хромосом, — так гипотеза о линейном расположении генов стала теорией. Исследования Моргана и его школы, по мнению Вавилова, увязали в единое целое данные цитологии с генетическими исследованиями, с характером «наследственности свойств». А хромосомная теория — это крупнейший вклад в биологическую науку, «приведший учение о наследственности от умозрительных соображений в область точных экспериментальных фактов… Наряду с законами Менделя установлен, таким образом, закон Моргана о связи явлений сцепления с расположением генов в хромосомах, о связи числа групп сцеплений у каждого вида с числом пар хромосом». Морган назвал его «законом ограничения групп сцепления». Убедившись в верности хромосомной теории наследственности, Вавилов понял, что она имеет прикладное значение.

В ГОСТЯХ У БЕРБАНКА

Памятуя о плодотворной работе американского селекционера Лютера Бербанка, Вавилов поспешил в Калифорнию, в городок Санта-Розу.

Осень 1921 года. За невысокой оградой — сад и домик, увитый плющом. На стене садовой конторы, выходящей на улицу, объявление: «Мистер Бербанк занят не менее министров Вашингтона и поэтому почтительнейше просит публику не беспокоить его посещениями».

Однако для Вавилова дверь открыта, его ждут.

«Вопреки ожиданиям увидеть глубокого старика, отдыхающего от работы, пожинающего труды прошлых лет, — вспоминал потом Николай Иванович, — мы нашли живого исследователя, на восьмом десятке лет продолжающего увлекаться, искать без конца новые объекты, жалующегося на неблагодарность селекционной работы, плоды которой достаются коммерческим фирмам, в удел же творцу новых форм в лучшем случае остается пустая слава. Вопреки сведениям, которые нам пришлось слышать в Вашингтоне… о преимущественно коммерческом уклоне Бербанка, мы были свидетелями большого труда, неустанной работы на восьмом десятке лет в самых скромных условиях».

Первые впечатления от