Николай Вавилов - Владимир Георгиевич Шайкин

Ученого слушали, не прерывая, в зале стояла тишина, хотя его до отказа заполнили не только биологи, агрономы и селекционеры, но и физики, и математики, и химики, и врачи, и даже филологи. А сколько было студентов!

— Характерной чертой, проходящей через всю историю изучения растительного мира от Турнефора до наших дней, — говорил Вавилов, — является дифференциация представлений об основных систематических единицах. Углубление исследований привело к «распылению» понятия вида, введенного Линнеем. История систематики растений, в особенности возделываемых, представляет любопытную картину стремлений уложить в удобную, стройную систему все открывающиеся новые и новые наследственные морфологические и физиологические индивидуальности в пределах линнеевских видов, число которых быстро растет по мере углубления методов распознавания наследственных форм и изучения новых образцов растений, собранных в различных районах. Линнеевские виды приходится разбивать на подвиды и разновидности, а разновидности — на расы. Генетические исследования последних лет посягнули даже на неделимость рас, то есть мельчайших морфологических и физиологических единиц систематики и выяснили, что за внешней однородностью могут скрываться разнородные генотипы…

Вавилов не скупился на примеры: так, сноп пшеницы, собранной в горных районах Юго-Западной Азии, говорил он, содержит десяток, а то и больше разных по внешним признакам ботанических форм. Тысячи разновидностей по размеру листьев, окраске соцветий, строению колосьев установлены для азиатских и африканских ячменей и овса. Даже у ржи, которая в отличие от пшеницы совсем недавно считалась поразительно однородной, найдены сотни форм. В сущности каждое растение — безразлично, к какому семейству оно принадлежит, — при широком географическом изучении дробится на множество наследственных форм, кажущихся случайными. Однако природа щедрой оказалась не только на формы растений — она расположила их в строго определенном порядке. Что же это за порядок? Установить его помогут новые закономерные ряды параллельной изменчивости. При этом ряд изменчивости форм одного вида почти полностью повторяется в пределах других видов того же рода, а более отдаленные имеют, как правило, различающиеся ряды. Для большей убедительности докладчик продемонстрировал разновидности двух близких видов ячменя — они были почти одинаковы.

Чем в большем родстве находятся виды, сделал заключение Вавилов, тем четче выражены ряды изменчивости признаков. Они гомологичны, то есть сходны, параллельны. Параллели есть не только между видами, но и у близких родов: ряды ржи повторяют признаки, характерные для соседнего рода пшеницы; тыквы некоторыми чертами схожи с дынями и огурцами, а у вики разнообразная окраска семян копирует окраску семян чечевицы.

Основные свои положения о гомологических рядах в мире растений Николай Иванович сформулировал так:

«1. Виды и роды, генетически близкие, характеризуются рядами наследственной изменчивости с такой правильностью, что, зная ряд форм для одного вида, можно предвидеть нахождение параллельных форм у других родов и видов. Чем ближе генетически расположены в общей системе роды и линнеоны, тем полнее сходство в рядах изменчивости…

2. Целые семейства растений в общем характеризуются определенным циклом изменчивости, проходящей через все роды и виды, составляющие семейство».

Вавилов закончил говорить — в зале было тихо первые пять секунд. И вдруг — гром оваций! Восторженный голос профессора В. Р. Заленского перекрыл все аплодисменты:

— Наш съезд стал историческим — это биологи приветствуют своего Менделеева!

А Николай Максимович Тулайков, человек на похвалы очень сдержанный, сказал позднее так:

— Что можно добавить к этому докладу? Могу сказать одно: не погибнет Россия, если у нее есть такие сыны, как Николай Иванович.

Об открытии Вавилова со съезда в Совет народных комиссаров страны отправили большую телеграмму: «Москва, Совнарком… На Всероссийском селекционном съезде заслушали доклад проф. Н. И. Вавилова исключительного научного и практического значения с изложением новых основ теории изменчивости. Теория эта представляет крупнейшее событие в мировой биологической науке, соответствуя открытиям Менделеева в химии, открывает самые широкие перспективы для практики. Съезд принял резолюцию о необходимости обеспечить развитие работ Вавилова в самом широком масштабе со стороны государственной власти и входит об этом со специальным докладом».

Эта телеграмма и другие материалы Всероссийского съезда селекционеров появились в газетах рядом с боевыми сводками с фронтов и были весьма знаменательны как вестники близкого мира, как знаки грядущей победы над голодом и разрухой. Так имя ученого-исследователя стало широко известно растениеводам и селекционерам страны. И не только в России.

ДНИ ЦВЕТЕНИЯ ЛОТОСА

И в дни съезда, и после него Николай Иванович чувствовал в себе подъем сил — и душевных, и физических, необыкновенную ясность мысли. Открытие, вначале пришедшее как некое озарение, над доказательством верности которого пришлось-таки много поработать и многое испытать, было признано коллегами учеными, получило неожиданно высокую оценку и имеет большую практическую ценность…

И в этом переплетении событий и волнений он постоянно видел рядом с собой улыбающуюся Леночку Барулину. Она искренне радовалась его успеху. И себя чувствовала окрыленной: на съезде ее доклад заметили и отметили.

Но потому ли только они улыбались друг другу, искали случайных встреч? Николай Иванович вдруг осознал: он влюбился. Чувство любви и восторга внезапно, как пламя, охватило их сердца.

Этот огонь не угасал и во время экспедиции в низовья Волги, предпринятой вскоре после съезда. Энтузиазм ученых был настолько велик, что они дружно согласились отправиться в дальнее путешествие, хотя Гражданская война не утихала. Пароход отправился вниз по течению меж безлюдных берегов — казалось, все затаились в страхе перед опасностью. Но путешествие обошлось благополучно: Астрахань встретила исследователей гомоном базаров арбузами, фруктами — всей роскошью юга. И повсюду было многолюдно.

Потом на катерах пробирались по протокам необъятной волжской дельты. Стояли дни цветения лотоса. Из воды, чистой и теплой, над крупными блестящими зелеными листьями поднимались необыкновенно красивые розовые и алые соцветия. Тишину нарушало лишь негромкое кряканье уток. В лагунах собирали для коллекции цветы и корневища лотоса, вылавливали водяной орех, вытягивали целые оплетья водяных лилий. Кругом царил первозданный, ничем не нарушаемый покой. Заря таяла и гасла в камышовых зарослях, а вскоре загоралась снова. Побывали с пароходом и в Быкове, на родине самых крупных в мире арбузов, лакомились ароматными дынями в Дубовке. До озера Эльтона добирались уже на верблюдах. Своеобразно здесь было само земледелие — на солонцах и солончаках. Значительное место в посевах занимало просо. Собрали богатую коллекцию его разновидностей, не считая и других растений, типичных для засушливой степи.

В Саратов возвратились с большими вьюками, полными бумажных мешков с образцами. Николай Иванович сразу же приступил к их разборке, начал готовить книгу «Полевые культуры юго-востока», основой для которой послужили результаты трехлетнего изучения коллекций и материалов экспедиций по Саратовской и окрестным губерниям. И здесь, в