Сестры Шред - Бетси Лернер

свои худые руки и плоскую грудь. А потом начали приходить письма. Отказ от Национального научного фонда был таким же теплым, как банковское уведомление: «Финансирование этого проекта отклонено». В том же духе ответили Фонд Рокфеллера, Национальный научный фонд исследовательских стипендий, Фонд стипендиатов Массачусетского технологического института.

Какая-то студентка, должно быть, услышала, как я рыдаю в туалете, и позвонила секретарю факультета Кире Банерджи. Та мгновенно оказалась возле меня: красивая жизнерадостная женщина с браслетами на запястьях, в ярком сари и высоких красных сапогах. Кира подтолкнула меня к выходу из кабинки и похлопала по спине.

– Дорогуша, в выдаче грантов постоянно отказывают. Просто меняешь их местами и готовишь заявки на следующий семестр! – У меня не было сил ни поблагодарить ее, ни вникнуть в смысл сказанного. – Вперед, давай уйдем отсюда! – Кира обняла меня за плечи. Потом она сообщила, что привыкла к личностям типа А в Колумбийском университете и особенно в лаборатории. – А надо быть, как я, типом С, которым все по барабану! – Она рассмеялась над собственной шуткой.

Мы вышли прогуляться вдоль реки, и Кира стала рассказывать мне о парне, за которого должна была выйти замуж. Она в какой-то степени верила, что родители знают, как лучше, и что брак по расчету может быть прочнее брака по любви. Она знала Ари (уменьшительное от Арджун) с детского сада. В начальной школе она заставляла его есть жуков, а в старших классах подбивала украсть у сестры вибратор. Она относилась к нему скорее как к брату или кузену, чем как к жениху.

– У него теперь такая пышная борода, и весь он довольно волосатый. Даже слишком волосатый! – смеялась Кира.

К плюсам Ари относилась интересная работа в компьютерном стартапе. К большому неудовольствию его родителей, он отказался от работы в фирме IBM.

– Они даже не знают, что такое «стартап»! – Кире нравилась бунтарская и рискованная натура Арджуна. К минусам относилось то, что он все время ей уступал; выбор фильмов и ресторанов всегда был за ней. – Я знаю, он хочет, чтобы мне было хорошо, – вздохнула она. – А я такая стерва!

У киоска с хот-догами она остановилась.

– Пожуем?

Мы сели на скамейку с видом на парк и реку, съели по хот-догу и выпили банку газировки на двоих. Кира признала, что за такого щедрого и доброго человека, как Ари, другие девушки убили бы, но она рядом с ним становилась какой-то дрянной, а почему – сама не могла объяснить. Она смогла бы, наверное, полюбить его и поверить, что они созданы друг для друга; единственная проблема заключалась в том, что она не могла перестать трахаться с Куртом Джеймсом, звездой студенческой команды по регби, который, по ее словам, давно с ней заигрывал.

Через несколько недель Кира позвонила, вроде бы, с целью проверить и поддержать меня: после множества отказов в грантах я перестала ходить в лабораторию. Потом она призналась, что ей нужно выговориться, а кроме меня некому.

– В общем, я тут натворила дел, – объяснила она.

Мы встретились в закусочной на Бродвее; там было шумно и полно студентов. Кира быстро огляделась, проверяя, нет ли поблизости кого-нибудь из знакомых.

Оказалось, команда Курта вернулась в кампус с победой после матча.

– Он был весь такой возбужденный от того, что забил победный гол, и мы с ним занялись этим делом… Ага, по полной программе.

– Ну и что?

– Я потеряла счет времени! – Кира опустила голову. – Совсем забыла, что ко мне должен был прийти Ари!

– О, нет…

– Он расторг помолвку! Он не отвечает на звонки. Я ходила к нему в офис и домой. Все, я для него умерла.

– Может быть, еще не все потеряно.

– Со мной друзья перестали разговаривать. А родители хотят меня убить.

– Наверное, ты не хотела замуж за Ари, – проговорила я, чтобы сказать хоть что-нибудь.

– Это моя карма, – сокрушалась Кира.

– С научной точки зрения, кармы не существует.

– Нет, это точно моя карма, – не согласилась Кира. – Это она.

Я пыталась как-нибудь успокоить ее, но она твердила, что унизила семью, унизила себя. Одна из ее сережек в виде большого кольца расстегнулась, и Кира поправила ее, на ощупь продев кольцо через мочку уха.

– А как Курт? – поинтересовалась я.

– А ему просто хотелось потрахаться со смуглой девушкой.

У меня не было сил возвращаться в лабораторию, встречаться с коллегами-учеными, отправляющимися на стажировку в Люцерн и в Кремниевую долину. Не было сил снова оформлять заявки на гранты и ждать по ним отказов или идти сверлить череп очередной мышке, вставлять ей в мозг электроды и записывать результаты. Вполне возможно, что моя научная работа являлась фальшивкой, а полученные данные – не более чем проявлением гордыни. Как будто человеческий разум можно представить в виде ряда излучений мозга и электрических импульсов в ответ на внешние раздражители. Я так верила в науку, в основанную на фактах картину мира: логику молекулярных структур, красоту предсказуемых природных закономерностей… Брокколи, артишоки, наутилусы, сосновые шишки. Я хотела честности. Я стремилась к симметрии и взаимообусловленности. И к чему все это меня привело?

Наверное, Олли была права. Я просто зануда, тусклая и заурядная. «Ты такая предсказуемая!» – безжалостно говорила она. Будучи полной ее противоположностью, я всегда соблюдала правила, оправдывала или превосходила ожидания. Но все опоры, на которых держалась моя законопослушная и целеустремленная личность, рухнули. Такой конец, вероятно, тоже был предсказуем.

Сидя на ступеньках библиотеки Лоу[12], я наблюдала, как пустеет кампус. Магнолии уже распустили свои хвосты и были похожи на жирных страусов. Мне не хотелось идти в свою одинокую квартирку. Когда-то я так хотела жить одна, отдельно от всех. Кто бы мог подумать, что в собственном уголке может стать так тесно и душно. Рядом со мной опустился сухощавый мужчина с кудрявыми темными волосами. Несмотря на теплую погоду, на нем были потертые башмаки, кожаная куртка на два размера меньше, чем нужно, с заклеенными скотчем швами, и рабочие брюки с манжетами.

– У тебя депрессия?

Поначалу я даже не поверила, что он обращается ко мне.

– Меня зовут Джош.

Всегда завидовала людям, которые могут представиться на вечеринке или собрании или вот так подойти к незнакомому человеку и сказать, мол, я такой-то. Я посмотрела на него повнимательнее и решила, что он на несколько лет моложе меня, то есть ему, наверное, двадцать три, а то и двадцать. В нем было что-то и от мальчишки, и от взрослого мужчины одновременно. Я понятия не имела, кто он такой, но меня к нему потянуло. Захотелось