Сестры Шред - Бетси Лернер

Я вернулась в пижаме, с причесанными волосами. Мама жестом пригласила меня сесть рядом на диван.

– Так-то лучше, – кивнула она. – Чистенькая, как ромашка.

Папа не велел говорить ей, что мы ели «У Луи», это заведение якобы не в ее вкусе, потому что там не подают салатов! И про Аниту, как я поняла, тоже не следовало упоминать. Спустя много лет после их развода, уже после того, как мой собственный брак потерпел крах, мама призналась, что хуже всего для нее было представлять, как мой отец и Анита крутят роман у нее за спиной и потешаются над ней. Когда речь заходила о мужских изменах, мама всегда утверждала, что если жена не знает, то лишь потому, что не хочет знать. Оказалось, что она сама прятала голову в песок. В итоге она осталась без мужа с кучей подозрений и вопросов, на которые не было ответов: говорили ли они между собой гадости о ней, чтобы оправдаться в собственных глазах? Или жалели ее? Где они встречались: в дешевых отелях на Мерритт-Паркуэй? Или в полуподвальной квартире Аниты? И все это время мама вела домашнее хозяйство, готовила нам еду и с безупречной тщательностью стирала одежду: замачивала пятна, отглаживала складки, складывала нижнее белье, скатывала носки. Особенно раздражал маму тот факт, что Анита Вормер была всего на несколько лет моложе ее. Анита не была красивее, она была мягче. Неужели он не мог, как другие мужчины, завести роман с молоденькой, а потом раскаяться, вернуться к ней и попросить прощения? Мама не раз повторяла, что нашла бы в себе силы принять его обратно.

Анита с папой работали дружно: расширяли бизнес, обновляли системы, установили компьютерную базу данных. Отец признавал, что Анита практически насильно затащила его в двадцатый век. Мать же говорила, что Анита и в постель к себе его затащила. Она рассказывала, что в последние несколько лет брака они спали спина к спине на разных краях кровати. Он сразу засыпал, а мама долго лежала без сна, поскрипывая зубами. В тех же редких случаях, когда они занимались сексом, он был в постели другим.

– После двадцати лет совместной жизни уже знаешь, что мужчина любит. А тут вдруг ни с того ни с сего начинает кусать за губу или хочет боком.

– Мам, это отвратительно. Перестань, пожалуйста.

– Ты же любишь правду.

– Я не хочу слушать ни о вашей половой жизни, ни чьей бы то ни было. Пожалуйста, не надо, это неприятно.

Папа ушел из дома с двумя чемоданами одежды, как будто уезжал в отпуск. Остальные вещи мама отдала в благотворительный фонд. В верхнем ящике его комода она нашла «брошенки»: старый истершийся бумажник, спортивную одежду для гольфа, запонки без пары, открытки ко Дню отца и дню рождения, банки с кремом для обуви и вощеные шнурки. На следующий день мама распорядилась снести спроектированную Анитой террасу.

У Сюзанны Вэлли был генератор белого шума, чтобы заглушать звуки извне, но я часто слышала, как студенты повышают голоса или рыдают в соседних маленьких кабинетах центра психического здоровья. Я никогда так не делала. Я замыкалась в себе и всячески старалась не проявлять эмоций, так что окружающим казалось, что я совсем бесчувственная или высокомерная. Как-то раз одна девушка из нашего общежития спросила, не считаю ли я себя лучше всех.

Я рассказала Сюзанне о недавнем разводе моих родителей. Она ответила, что так бывает: нередко прежде, чем расстаться, родители ждут, пока дети поступят в колледж, полагая, что делают это ради них. В результате многие первокурсники бывают растеряны и расстроены внезапным для них разводом.

– Я вижу это постоянно. У них просто земля уходит из-под ног.

Сюзанна возложила на моих родителей вину за то, что у меня возникли проблемы с адаптацией в колледже. Я не стала ее поправлять. Стоило ли рассказывать ей про Олли?

– Не обидишься, если я порекомендую тебе немного развлечься? – спросила она, просмотрев стенограмму нашей беседы.

Мне хотелось верить, что Сюзанна искренне хочет мне помочь, хотя она, конечно, работала за деньги. Иногда она делилась историями из своей личной жизни, прямо как старшая сестра или подруга. Рассказала, например, что в школе верховой езды ее травили какие-то гадкие девчонки:

– Они насыпали мне навоз в шлем и ботинки. – Она дала мне время прочувствовать этот кошмар, а затем превратила случай в урок жизни: – После этого я начала заранее отталкивать людей, из страха, что мне сделают больно. Знакомо, да?

Я промолчала.

– Эми, я не дам тебе оттолкнуть меня, – произнесла она. Такая заботливость выводила меня из себя, но Сюзанна Вэлли подняла вопрос, на который я так и не смогла себе ответить. Я сама отталкивала людей или все-таки наоборот?

В конце моего первого года обучения Сюзанна получила работу в университете Дьюка в Северной Каролине, возглавила там психологическую службу помощи студентам. Она сообщила мне об этом со сдержанным удовольствием; видно было, что ей было жаль переезжать, но при этом она рада повышению. Она обмолвилась, что купила себе дом. Хотя до ее переезда оставалось еще несколько недель, я перестала приходить на наши встречи. Сюзанна оставила для меня несколько сообщений, что продолжает держать для меня время в расписании. Мне представились часы на картине Сальвадора Дали в Музее современного искусства, которые стекают вниз по веткам и карнизам. Сюзанна писала, что надо бы как-то завершить начатое, но я, спасибо Олли, отказалась от этой идеи.

В тот день, когда должен был состояться наш последний сеанс с Сюзанной, кто-то подсунул мне под дверь конверт из плотной бумаги. Я в этот момент дремала за письменным столом над учебником по физиологии. В конверте лежал деревянный обруч, обвязанный бечевкой наподобие паутины, а еще на нескольких кусках бечевки были привязаны перья, как на хвосте у воздушного змея. Я понятия не имела, что это за штука, но было в ней что-то отталкивающее. В конверте оказалась записка от Сюзанны с пояснением, что это «ловец снов» – их делают индейцы племени хопи, чтобы подманивать хорошие сны и отгонять плохие. Сюзанна пожелала мне исполнения всех моих мечтаний. Она написала свой номер телефона на случай, если мне захочется ей позвонить. Ни за что на свете.

Поездку к отцу я откладывала больше года. Мы созванивались по воскресеньям. Он с увлечением рассказывал о своей новой жизни, а я кое-как поддерживала разговор. Под конец он каждый раз спрашивал, не подбросить ли мне деньжат, и