Карточная игра в России. Конец XVI – начало XX века. История игры и история общества - Вячеслав Вениаминович Шевцов

посланник при русском дворе Гаррис был в твердой уверенности, что исключительно случай управляет Россией и только благодаря ему здесь все не пошло прахом[221]. В частном письме от 1787 года он выражался так: «Надо быть одаренным сверхчеловеческим терпением, чтобы иметь дело с людьми беспечными, которые неспособны выслушать вопрос и дать благоразумного ответа. Вы с трудом поверите, что граф Панин не посвящает делам более получаса в день. Несколько дней назад Оак [еще один английский посланник], которого обокрали на большую сумму, нашел шефа полиции, первое судебное лицо в государстве, власть которого громадна, раскладывающим в семь часов утра пасьянс грязными картами»[222].

Для провинциального дворянства карточная игра сделалась обязательной частью жизненного уклада, она считалась «лучшим средством против праздности в минуты отдыха» (то есть занятием), «полезной и приятной умственной гимнастикой, сближающей общество и дающей повод к легкой, занимательной беседе»[223]. По словам Болотова (1770 год), бывшего одним из образованнейших помещиков второй половины XVIII века, дворянам жилось весело: «…съезды были отменно велики и забавны, и мы так к играм сим, особливо карточным, привыкли, что истинно снились они нам даже во сне, и нам уже скучно без них было»[224].

В послании Екатерины II к дворянам, покидающим военную службу перед русско-турецкой войной 1787–1791 годов, описываются характерные черты помещичьего быта: «Вы бежите от сабель турецких, в поместья свои, но для чего? Не для того, чтобы заняться умным домоводством, но чтобы рыскать по полям с собаками; топтать свои и чужие нивы; заводить ссоры и драки с соседями, и нередко возвращаться домой с переломленными руками и ногами. Это ли дело дворянское? Так у вас проходит лето; а зимою вы безумствуете в карты и буйствуете в шумных попойках. Вы убиваете жизнь в позор себе и в поношение потомства своего»[225].

Карточная игра в провинции, «вместе с роскошью, усилилась до страшных размеров, хотя была прежде известна гораздо менее и составляла принадлежность лишь общества более богатых и образованных людей, но, начиная с конца 80-х, дворяне почти только и делают, что сидят за картами, и мужчины, и женщины, и старые, и молодые; садятся играть с утра, зимою еще при свечах, и играют до ночи, вставая лишь пить и есть; заседания присутственных мест иногда прерываются, потому что из самого заседания вдруг вызывают членов к кому-нибудь на карты, играли преимущественно в коммерческие, но много и в азартные игры; составлялись компании обыграть кого-нибудь наверняка; поддерживать себя карточной игрой нисколько не считалось предосудительным. Картежная игра больше всего содействовала тому, что многие тратили больше, чем получали, что стали продавать свои имения и даже завели обычай, на первое время всех сильно поразивший, продавать людей без земли, особенно в рекруты…»[226]

В среде чиновничества за карточным столом нередко проигрывались казенные деньги, и это отнюдь не было препятствием к продолжению карьеры. Г.Р. Державин в 1785 году, находясь в должности губернатора новоучрежденной Олонецкой губернии, обнаружил растрату одной тысячи рублей. Их проиграл в карты 18-летний казначей приказа общественного призрения Грибовский, ведя игру с вице-губернатором, губернским прокурором и председателем уголовной палаты (то есть с лицами, призванными искоренять этот порок). Получив от Грибовского письменное признание в содеянном, Державин, называемый Екатериной «следователем жестокосердным», вызвал к себе вице-губернатора и спросил его совета. Вице-губернатор объявил, что надобно поступать с растратчиком и со всеми его соучастниками по всей строгости закона. Тогда Державин дал ему почитать признание Грибовского, вице-губернатор «сначала взбесился, потом оробел и в крайнем замешательстве уехал домой». То же он проделал с прокурором и председателем уголовной палаты. Дело закончилось тем, что Державин сам внес в приказ общественного призрения растраченную сумму, «избавляя себя от нарекания», что под его начальством то случилось, и спасая молодого Грибовского и участников игры от «стыда и суда»[227]. Недобросовестный казначей был уволен и через год смог вновь поступить на службу, достигнув в 1795 году должности статс-секретаря Екатерины II и оставив о ней записки.

Сам Державин в молодости отнюдь не был безгрешен. Пристрастившись к карточной игре под влиянием петербургского (1765–1767 годы) и московского (1768–1769 годы) офицерства, он в конце концов окончательно проигрался и «спознался» с шулерами; «у них научился заговорам, как новичков заводить в игру, подборам карт, подделкам и всяким игрецким мошенничествам»[228]. Иногда Державин проигрывался так, что не на что было не только играть, но и жить. Свое отчаянное положение он выразил в стихотворении «Раскаяние»: «…Я в роскошах забав // Испортил уже мой и непорочный нрав, // Испортил, развратил, в тьму скаредств погрузился, // Повеса, мот, буян, картежник очутился; // И вместо, чтоб талант мой в пользу обратил, // Порочной жизнию его я погубил…». После двух с лишним лет такой жизни Державин оставил это опасное ремесло (1770 год), но не раз еще прибегал к помощи игры, правда, уже честной, чтобы поправить свое материальное положение[229].

Русская литература и публицистика второй половины XVIII века обрушивалась с критикой на праздный образ жизни дворянства. Так, А.П. Сумароков мечтал о государстве, в котором: «Со крестьян там кожи не сдирают, // Деревень на карты там не ставят». Он возмущался, что промотавшийся дворянин, страдающий от долгов, «…не воспомянет, // Что пахарь, изливая пот, // Трудится и тягло ему на карты тянет». В «Сатире о благородстве» он писал: «Мужик и пьет и ест, родился и умрет, // Господский также сын, хотя и слаще жрет, // И благородие свое нередко славит, // Что целый полк людей на карту он поставит»[230].

«Живописец» (1775) Н.И. Новикова рисовал безрадостную картину дворянского шулерства и мотовства: «Игроки собирались ко всеночному бдению за карточными столами и там, теряя честь, совесть и любовь к ближнему, приготовлялись обманывать и разорять богатых простачков всякими непозволенными способами. Другие игроки везли с собою в кармане труды и пот своих крестьян целого года и готовились поставить на карту»[231]. Новиков осмеивал современный ему тип молодых людей, считавших целью жизни естественно вести себя но-иностранному: «…достоинства его следу-ющие: танцует прелестно, одевается щегольски, поет, как ангел: красавицы почитают его Адонидом, а солюбовники Марсом, и все его трепещут; да есть чего и страшиться: ибо он уже принял несколько уроков от французского шпагобойца. К дополнению его достоинств играет он во все карточные игры совершенно, а притом разумеет по-французски. Не завидный ли это молодец? не совершенный ли он человек?»[232]

Самой Екатерине II принадлежат слова про карточных игроков: «Эти